дочь не осталась без средств к существованию в случае его внезапной гибели или ареста. Такой вариант тоже возможен. Но должен тебе признаться, что факты, собранные против Тевзадзе, просто ужасают. Хотя после вчерашнего посещения дома я был уверен, что у нас появились некоторые шансы, чтобы отстоять твоего клиента.
– Какие шансы? – не понял Славин.
– Пока о них говорить еще рано. Давай лучше закончим поскорее завтрак и поедем к твоему капитану. Может, мы там что-нибудь найдем.
Через час они уже сидели в небольшой комнате участкового Широбокова. Это был коренастый, широкоплечий крепыш невысокого роста. У него были сильные руки борца, короткая шея, мощный торс. И круглая, как бильярдный шар, голова с коротко остриженными волосами. Густые сросшиеся брови дополняли его облик.
Он был явно недоволен визитом адвокатов и не старался этого скрыть. Широбоков неохотно пожал им руки, приглашая за стол, мрачно уселся напротив.
– Вы знаете, зачем мы пришли? – начал Славин.
– Знаю, – прогрохотал Широбоков и положил свои большие кулаки на стол, – пришли, чтобы придумать, как вытащить этого грузина из тюрьмы. Только вы ничего сделать не сможете. Он там останется надолго, на всю жизнь. И никто в нашем городе не разрешит его оттуда освобождать. Даже если найдется судья, который вынесет ему оправдательный приговор. Он должен умереть в тюрьме, и он там умрет, это я вам обещаю.
– Хорошее начало, – решив, что пора вступать в разговор, сказал Дронго, – значит, вы уже заранее вынесли ему свой приговор.
– Он убил Степана Егоровича, – угрюмо напомнил Широбоков, – а вы знаете, какой человек был полковник Проталин? Герой. Настоящий герой. Это ведь он меня отправил учиться. Я пятнадцать лет назад обычным водителем был, сержантом. Он мне деньгами помог и в Волгоградскую школу отправил учиться. Потом помог устроиться сюда на работу. Сначала я лейтенанта получил, потом старшего лейтенанта, теперь уже капитан. А я добро никогда не забывал. Проталин для меня как отец родной был.
– Не сомневаюсь, – сказал Дронго, – вы ведь вместе в Чечне были?
– Были, – гордо подтвердил Широбоков, – и Проталин там геройски воевал. Вы знаете, наверно, как наш отряд в засаду попал. Почти все погибли, а нам удалось выжить. Только троим. Мне, Проталину и Кичинскому. Только Геннадий Львович сейчас служит в Рязани. А мы со Степаном Егоровичем здесь остались.
– Тогда все погибли? – уточнил Дронго.
– Все, – вздохнул Широбоков, – только мы выжили, потому что в первой машине сидели. У нас «уазик» был. Они нас пропустили и по грузовикам ударили из гранатометов. Сразу все в огненную кашу превратили. Никто там спастись не мог.
– А вы как спаслись?
– Нас Проталин спас. Он Кичинского на руках вынес, а я в это время прикрывал наше отступление. Нам всем тогда ордена дали. Всем троим.
– И вы вернулись в Новгород?
– Кичинского в больницу увезли. Он потом долго в Москве лежал, месяца два. А затем его в Рязань перевели. Я слышал, что он еще раз в Чечне был, уже на второй войне. Но опять выжил. Живучий, значит, человек, бог его любит.
– Вы вернулись в девяносто шестом?
– Да. Как раз тогда и приехали.
– Что было потом?
– Меня Степан Егорович послал учиться в Волгоградскую школу милиции. А сам на повышение пошел. Про него все местные газеты писали. Он тогда еще себе первый «Мерседес» в городе купил. Ни у кого такой машины не было. Только он его сам не водил, брату отдал. А потом и совсем отказался. Сказал, что нескромно ему на такой машине ездить. Это сейчас у всех машины заграничные, а тогда такого не было.
– Вы встречались с Проталиным после возвращения из Волгограда? – вмешался Славин.
– Он наш начальник был, – удивился Широбоков, – конечно, я с ним виделся. Много раз. И он всегда ко мне с большим уважением относился. Премии мне первому давали. Он вообще обещал мне скоро майора дать. Не успел, царство ему небесное. Мы как раз встречались с ним за несколько дней до его смерти.
– Вы сделали довольно успешную карьеру, – заметил Дронго, – из водителей в офицеры.
– Я учился много. И работал, – Широбоков поднял указательный палец правой руки, – а бог все видит. Я простой человек и всегда слушал то, что мне другие говорили. Умных людей всегда слушал. Никогда не выпендривался, никогда вперед батьки в пекло не лез. Вот поэтому меня все и уважают. И на участке у меня всегда порядок, спросите кого хотите. Я никому спуску не даю. Все так, как полагается.
– У вас есть номер телефона Кичинского?
– Геннадия Львовича? Конечно, есть. Он начальник уголовного розыска в Рязани. Там его очень уважают. Мы все, кто прошел первую войну, иногда встречаемся. Кичинский две войны прошел и два раза был ранен. О таких людях нужно песни слагать.
Он достал свою записную книжку и начал старательно выписывать номер телефона Кичинского. Затем протянул бумагу Дронго.
– Возьмите, – предложил он, – и передайте ему привет от меня, если увидите.
– Обязательно, – пообещал Дронго. – Он был на похоронах Проталина?
– Нет, не успел. Мы тоже все удивились. Но вы знаете, какая у нас работа. Все зависит от начальства. А ехать оттуда далеко.
– Понятно. У меня к вам еще один вопрос. Вы знали Вано Тевзадзе?
– Я всех приехавших кавказцев знаю. Работа у нас такая. Он ведь к Майданову приехал. А того весь город знает. Такой заносчивый тип. Никогда и никого не уважал. Своего участкового вообще за человека не считал. Другие и в праздник поздравят, и мебель какую пришлют на участковый пункт, и детишкам подарки. А этот куркуль ничего и никому. Только под себя греб. Ничего, ему тоже мало осталось. Скоро и он сядет рядом со своим грузинским другом. Мало осталось.
– Почему вы так не любите всех кавказцев? – поинтересовался Славин.
– А вы их любите? – спросил Широбоков. – Покажите мне хоть одного человека, кто их любит или терпит. Они у нас все рынки захватили, все казино, вся торговля у них. И группы у них самые организованные. Об этом все знают. Хороший кавказец – это уехавший кавказец. Тот, кто к себе на Кавказ возвращается и там живет. Пусть они там друг дружку истребляют до последнего человека.
– Раньше говорили, что хороший негр – это мертвый негр, – заметил Дронго, – а сейчас, значит, интерпретация немного другая. Но смысл один и тот же.
– Я такого не говорил, – насторожился Широбоков. – Только зачем они сюда едут?! Пусть у себя на Кавказе и живут. Раз такие умные и сами жить хотят. Я бы вообще всю Чечню стеной обнес и всех туда выселил. Пусть там и остаются без нас. Они бы сразу друг друга перебили. За один год.
– На Кавказе живет более ста народов и народностей. Всех за стену? – уточнил Дронго.
– Почему всех? Не всех, – возразил Широбоков, – осетины нормальные, они за нас дрались. Абхазы всякие. Может, калмыки еще. А остальных убрать туда, за стенку. Особенно чеченцев, азеров и грузин.
– Интересные взгляды, – сказал Дронго. – Почему чеченцы – я уже понял, вы там воевали. А почему азербайджанцы и грузины?
– Азеров все не любят. Много их слишком развелось в наших местах. Они раньше на всех базарах заправляли.
– Но сейчас торговля перешла в руки российских граждан, – напомнил Дронго.
– Все равно у них, – отмахнулся участковый, – они как змеи хитрые, куда хочешь пролезут и еще российское гражданство купят.
– Значит, виноваты ваши коллеги из паспортного стола?
– Может быть, и виноваты. Только азеров нужно отсюда гнать. А еще грузин. Этих вообще стрелять нужно. Каждый день по телевизору показывают, что они там вытворяют. Как наших не любят. Я бы им показал, как можно нас не любить. Перекрыл бы им газ, электроэнергию, воду, бензин. Посмотрел бы, как
