они поживут.
– Вам не кажется, что с такими взглядами нельзя работать в милиции? – спросил без гнева Дронго.
– А, ты, наверно, тоже кавказец, – понял участковый, – только ты не дергайся. Я против адвокатов ничего не имею. Пришел, поговорил, потрепался и свой гонорар в карман положил. Чистая работа, никаких проблем. Только я не адвокат. И говорю то, что хочу сказать. У нас и так развелось слишком много разных людишек. Понаехали отовсюду. Пора наводить порядок. Вот нового губернатора прислали и уже порядок начали наводить. Всем кавказцам хвосты прижали. А если нашего грузина посадят, то вообще здорово будет. Мы всех черномазых отсюда выбросим, перекроем им кислород.
– Не сомневаюсь, что вы так и сделаете, – сказал Дронго. – А как ваш бывший шеф сумел купить квартиру в «доме миллионеров»? Откуда у него было столько денег? Он ведь заместителем начальника городской милиции стал совсем недавно.
– Бабушка наследство оставила, – глумливо засмеялся Широбоков. – Вы зачем сюда приехали? Чужие деньги считать? Тогда лучше деньги Тевзадзе считайте. Они у него наверняка где-то припрятаны. А полковник Проталин настоящий мужик был. Своих в обиду никогда не давал. И правильно сделал, что квартиру в таком доме купил. Назло нашим местным олигархам. Они решили, что в этом доме только сами жить будут и чужих туда не пустят. Но Проталин взял и купил. Представляю, как они бесились.
– У меня к вам последний вопрос, Широбоков… – Дронго взглянул на часы. Они еще должны успеть к следователю. – Скажите честно, как вы считаете, мог такой физически слабый человек, как Вано Тевзадзе, отнять оружие у вашего начальника? Он ведь владел самбо и дзюдо?
– Нет, не мог. Но он, наверно, и не отнимал, иначе Проталин его бы голыми руками по стене размазал. Наверно, полковник оружие оставил, а Тевзадзе его схватил. Или как-то обманул Степана Егоровича. Только отнять он никак бы не смог. Знаете какая железная хватка была у полковника? Схватит так, как будто в клещи берет. Все его сильных рук боялись.
– Понятно. Значит, вы тоже считаете, что Тевзадзе не мог отнять оружие у вашего бывшего шефа.
– Вы меня не путайте, – гневно заметил участковый, – наверняка не мог. Но отнял. И может, даже с испугу поэтому в стену пальнул. А потом в самого Степана Егоровича. Кто мог подумать, что такое ничтожество, как Вано Тевзадзе, мог застрелить такого героя, как полковник Проталин? Он первую чеченскую войну прошел. Знаете, что такое войну пройти? Это место, где все грехи человеческие взрастают. Корысть, зависть, ненависть, коррупция, насилие, убийство, предательство, все, что хотите. Очень немногие с войны нормальными людьми возвращаются. А Проталин сумел выжить и вернуться. И даже полковника получить. Все ждали, когда Мохова уберут и на его место наконец Степана Егоровича поставят. Весь город об этом говорил, а в министерстве все тянули и тянули с представлением. Вот и дотянули. Погиб такой человек. Обидно очень. В Чечне под пулями боевиков живым остаться, а здесь погибнуть от пули, пущенной из собственного оружия. И кем пущенной? Ничтожеством, которое и пистолет в руках никогда не держало.
– Возможно, убийцей был не Тевзадзе, – осторожно заметил Дронго.
– Эти сказки мы уже знаем, – отмахнулся Широбоков, – все время их рассказывают, чтобы вытащить из следственного изолятора вашего клиента. Только у вас ничего не выйдет. Никто не верит, что Проталина мог убить случайный прохожий. Не тот человек был Проталин, чтобы на любой дешевый трюк купиться. Его так просто врасплох застать было нельзя. И поэтому я говорю, что ваш грузин должен в тюрьме сидеть всю оставшуюся жизнь. Так будет справедливо. И за нашего полковника, и за наших ребят в Чечне. Не нужно ни с кем цацкаться. Как сказал наш верховный главнокомандующий – будем мочить их в сортире. Если понадобится, списки составим и всех отсюда выбросим. Или замочим. Нам все равно. Лишь бы они убирались отсюда.
– Понятно, – Дронго взглянул на Славина, – по-моему, разговор получился очень содержательным и понятным. Я думаю, что мы можем идти. Спасибо за то, что согласились с нами побеседовать и изложить нам свои взгляды.
Они вышли из комнаты, не протягивая руки участковому. Когда немного отошли, Дронго оглянулся. Ширбоков стоял на пороге.
– Он прав, – прошептал Дронго, – война – это вместилище всех грехов, которые она взращивает и лелеет. И поэтому с войны они возвращаются совсем иными. Не зная ни жалости, ни пощады.
– Вы считаете, что это может кого-то оправдать? – удивился Славин.
– Нет. Но хотя бы объясняет их поведение. После месяца боев в Чечне любой кавказец дома в Новгороде кажется подозрительной личностью, готовой стрелять вам в спину при любом исходе дела. А если учесть, что в стране действительно действуют этнические преступные группировки, которые контролируют многие сферы жизни, то становятся понятными гнев и страх обывателей. И ненависть сотрудников милиции. Идем быстрее, Вячеслав, мне неприятно чувствовать на своем затылке взгляд Широбокова. Такое ощущение, что он мне прямо в затылок целится.
Глава 16
К следователю Савеличеву они приехали уже в двенадцатом часу дня. Торжествующий следователь показал им подписанное прокурором обвинительное заключение.
– Теперь осталось только ознакомить вас с этим делом, и мы можем передавать его в суд, – не скрывая удовлетворения, заявил следователь, – я распорядился, чтобы уже сегодня после обеда Вано Тевзадзе начал чтение дела. Хотя он говорил, что ничего не будет читать и все подпишет до суда. Но это уже на его усмотрение. Что касается вас, господа, то мне не нужно сразу несколько подписей. Достаточно будет, если везде будет подпись господина Славина как назначенного адвоката в этом процессе. Вполне достаточно только его подписи.
– Я должен буду внимательно ознакомиться с делом, – мрачно ответил Славин.
– Это ваше право, – благожелательно ответил Савеличев. Он не сомневался, что Тевзадзе будет приговорен к пожизненному заключению, настолько неоспоримыми казались представленные факты.
– У нас есть несколько моментов, на которые мы хотели бы обратить ваше внимание, – начал Славин.
– Какие моменты? – уточнил следователь. Сегодня он был в прекрасном расположении духа. Славин взглянул на Дронго, как бы давая ему возможность задавать вопросы следователю. Тот сразу задал первый вопрос:
– Вы знали, что у обвиняемого Вано Тевзадзе была подруга, работавшая на мебельном комбинате?
– У него могло быть много подруг, – искренне удивился Савеличев, – какое это имеет отношение к нашему делу?
– Его подругу звали Жанна Михальская. Она экономист планового отдела комбината.
– Могу только позавидовать Тевзадзе. Жанну Михальскую я немного знаю. Красивая женщина, крупные формы. Какое это имеет отношение к нашему расследованию?
– Она была супругой Вениамина Михальского, который был двоюродным братом убитого Степана Проталина. – Дронго с удовольствием заметил, как меняется цвет лица его собеседника.
– Не понимаю связи с убийством, – торопливо произнес следователь, покрываясь красными пятнами. – Зачем вы сознательно провоцируете нас на дальнейшее расследование? Это затянет следствие еще на несколько месяцев.
– Но это исключительно важные факты, которые не нашли своей проверки в ходе следственных действий.
– Какой проверки? – разозлился Савеличев. – При чем тут Михальская и ее первый муж? Они уже давно не живут друг с другом, у нее двое девочек от второго брака. А она с кем только не гуляла. Теперь всех мужчин, с которыми она встречалась, я должен проверять и подозревать. Это глупо и невозможно. Поэтому я думаю, что эту линию подозреваемых мы оставим без нашего вмешательства. Что у вас еще?
– Как погиб Проталин? – спросил Дронго.
– Его убили выстрелом из пистолета. Из его собственного оружия, которое находилось рядом. На нем были только отпечатки пальцев самого Проталина и отпечатки пальцев Тевзадзе. Больше никого.
– Это я знаю. Вы не поняли моего вопроса. Вы спрашивали у патологоанатомов, мог ли он прожить несколько секунд или минут, после того как в него выстрелили?
– Несколько секунд – возможно. Они так и написали. Кровь скапливалась у него в желудочке. Но он был
