Усы, часы, пилотка… На-ну, на-ну, на-ну… Опомнилась красотка, На-ну, на-ну, на-ну, Когда мерзавец Шванке, Бумс цвалерай! Уже сказал ей: «Данке!» Йа — ха — ха — ха — ха!

Но это, в конце концов, личное дело барышни и «рыжего Шванке». Что касается меня, то я о них хлопотать не буду. Я продолжу вопросы.

Вопрос № 2. Где Латынина видела армию без особистов? Это вопрос и к ней, и ко всем остальным. Можно не любить особистов. Но если их нет, то всегда высоковероятный военный переворот становится нормой жизни.

Вопрос № 3. Читала ли Латынина интересную и общеизвестную книгу В.Богомолова «В августе сорок четвертого»? В этой книге описана абсолютно документальная история, в которой действовали эти самые особисты. В книге автор не пытается создать черно-белую схему, в которой особист, напротив, идеальный герой, а все остальные — ничтожества. Эта книга стала своего рода каноническим описанием отношений между так называемым особизмом и его военным альтер эго. Поскольку Богомолова никак нельзя было считать ни ангажированным сторонником одной из сторон, ни человеком со стороны, поскольку он, написав документальную по сути повесть, одновременно почти случайно создал новый жанр, то его произведение стало своего рода каноном для эпохи. Да, это была несовершенная советская эпоха с ее фигурами умолчания. И благородные интеллигенты критиковали эту эпоху как рабскую, упрощенческую.

Они призывали народ освободиться от «совкового ужаса» ради того, чтобы восторжествовала правда, исчезли черно-белые идеологические клише и нормы описания, задаваемые особыми рубриками журнала «Крокодил».

Освобождение произошло. Вместо высокой нормы, предложенной Богомоловым, канон теперь, по- видимому, предполагает китч в исполнении Латыниной и в духе того же «Крокодила».

Такая метаморфоза носит далеко не частный характер. Она говорит о содержании того, что было названо «освобождением от совка».

Продукт этого освобождения на антропологическом уровне — сама госпожа Латынина как вполне собирательный образ. А на филологическом уровне — текст госпожи Латыниной. Ну, так как, это освобождение? Освобождение от чего? От фильма «Летят журавли» ради обретения сериала «Бригада»? От Богомолова во имя обретения Латыниной? Эксперимент проведен. Кто-то будет смаковать результат эксперимента. Кто-то, но не я. Однако игнорировать этот результат, согласитесь, тоже невозможно. Его нужно осмыслить. Что я и делаю, выдвигая определенную социальную теорию («архаизация», «регресс», «вторичное упрощение») и определенный же тип феноменологического описания («клоака», «зооциум»).

Буду рад, если кто-то предложит другой, более оптимистический тип объяснений данного экспериментального материала.

Вопрос № 4. Латынина утверждает, что на очень недолгий период правила негативного социального отбора были нарушены и наверх пошли другие персонажи. Что это за персонажи? Можно конкретно? Кто эти неизвестные герои? А что если окажется, что все они выползли из-под особистов и представляют собой разновидность той же «спецухи»? Иногда даже просто из того же самого управления, которое Латынина называет «особистским» и которое на нормативном языке, если мне не изменяет память, называлось Военной контрразведкой, или Третьим Главным управлением КГБ СССР.

Если же окажется, что есть несколько управлений, выдвигавших разных героев рассматриваемого Латыниной периода, то изменит ли это картину? И позволит ли нам считать модель Латыниной (как я понимаю, это «край непуганых идиотов») хоть сколько-нибудь серьезной?

И наконец, если Латынина права и на какой-то период победил позитивный социальный отбор… Если наверх прорвались подлинные герои (цитирую: «Те, кто умнее. Те, кто жестче. Те, кто отмороженнее и отчаяннее»)… Если они прорвались, то куда они потом делись?

Заповедь отморозков, которых воспевает Латынина (подчеркиваю, отморозков, а не нормальных людей), звучит вполне однозначно: «Если он на фиг такой умный, то почему он на фиг такой мертвый?» Если это отморозок, то почему его оседлал особист, боящийся собственной тени и умеющий только перемещаться под эскортом, как «золотой запас»?

Я не хочу даже в целом опровергать модель Латыниной в том, что касается негативного социального отбора. Не было бы негативного социального отбора, страна бы не рухнула. Я только считаю, что этот негативный социальный отбор осуществляется всегда по определенной схеме. Он накапливает деградационную энергию («застой»), потом он эту энергию выплескивает («сброс»), потом он ее снова накапливает (новый «застой»), потом он ее снова выплескивает («сброс»)… И так далее.

Чтобы прервать эту цепь (каскад) вторичных упрощений, нужно включить позитивную социальную энергию. Такая энергия должна собираться и направляться на определенную цель интеллигенцией определенного же типа. Не желая обсуждать здесь подробно, что это за тип, могу лишь напомнить существующие латиноамериканские прецеденты. Там это называлось «национально-демократической интеллигенцией», она оформляла и возглавляла народно-освободительное движение. Достаточно всмотреться в те лица и вчитаться в те тексты, постоянно адресующие к накаленному идеальному и высоким моральным нормам, чтобы понять, в чем разница между типажом, который предъявила наша эпоха, и этим каноном.

Национально-демократическая интеллигенция боролась за освобождение народа и называла поработителей народа «гринго». Она требовала, чтобы власть этих «гринго», порождающая обнищание простых людей, их пребывание в социальном гетто, была заменена властью тех, кто откроет народу новые социальные перспективы.

Наша интеллигенция назвала народ «шариковыми» и «совком». И, в лучшем случае, воззвала к собственному люмпену, мобилизовав его дикарское влечение к так называемому «карго» (колониальным товарам — джинсам, видикам и так далее).

Та интеллигенция называла своих противников пособниками американских грабителей. Она не делила их на крутых и некрутых, отмороженных и не очень. Она воевала с «эскадронами смерти» и тем особым порядком, который эти эскадроны обеспечивали в интересах американских хозяев.

Но главное — она боролась с хозяевами. А также (это было уже вторично) с местной обслугой, действовавшей в интересах хозяев. И боролась она во имя народа. Во имя модернизации. Против архаизации, деиндустриализации и всего остального, что принесла с собой, например, хваленая диктатура Пиночета. Американцы опирались на латифундистов, нуждавшихся в средневековых культурных и социальных нормах для своего выживания. Национально-демократическая интеллигенция апеллировала к другим слоям. К зачаткам национальной буржуазии и так далее.

Сам термин «гринго», как всем известно, означает «грин — гоу!», то есть «зеленые — уходите!». Это был термин, определяющий вектор всего процесса. А главное — качество этой самой национально- демократической интеллигенции.

То, о чем вопит наша интеллигенция, это не «грин — гоу!», это «грин — кам!» («зеленые — приходите!»), «грин — стэй!» («зеленые — оставайтесь!»), «грин — инкриз!» («зеленые — укрепляйтесь!»).

Идеология Латыниной — это идеология «зеленых» и их приспешников. Те, кого Латынина называет «особистами», криво-косо задели «зеленых». Они задели их чуть-чуть. И не очень понятно вообще, вправду задели или это пиар. Но «зеленые» решили «на всякий случай» натравить на них свою обслугу. И обслуга исполняет. В достаточно анекдотическом и постыдном ключе.

Это генетическое качество обслуги. В этом ее беспомощность по отношению к власти, как бы она ее

Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

0

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату