ни обзывала («особисты», «чекисты»). Есть эта власть. И есть некие сложности в отношениях этой власти с Западом. Что за сложности?
Запад рассчитывал на власть как на надсмотрщиков. И согласился, чтобы эти надсмотрщики вели себя, ну, скажем, как в Гаити. То есть без особой оглядки на права человека и прочее. Обидно, что Запад согласился. Но он же согласился! Если он хозяин, то как особенно будешь «наезжать» на надсмотрщиков, не «наезжая» на хозяина?
Потом начались какие-то невнятные расхождения между Западом и теми, кого он считал своими надсмотрщиками, надзирающими над русской колониальной провинцией. Определенная «интеллигенция» уловила это расхождение. Но она пока не разобралась в нюансах. То ли надсмотрщики «отвязались», и их будут «зачищать». Тогда их пора называть «особистами» и как угодно еще. Однако совсем уж внятного идеологического заказа на это нет. Так может, их не будут зачищать?
В любом случае, «интеллигенция», о которой я говорю, ждет команды. Она готова рвать в клочки надсмотрщиков, но не готова «наезжать» на хозяев.
И она очень обижается на то, что хозяева до сих пор якшаются с «особистами» (они же — надсмотрщики, они же — власть). Это родовая травма всех «демократических» движений в новой России. Явлинский мог «наехать» на «зеленых»? Не мог. Каспаров или Касьянов могут? Кто может-то? И в рамках какой политической платформы? Если освобождение несут «зеленые», то зачем же на них наезжать? Ну, так они его несут? Уже принесли? Если принесли, то что плохого-то? А если есть что-то плохое, то почему?
А главное — как справиться с фундаментальной коллизией? «Зеленые» — свет в окошке и воплощение идеала. Всяческого идеала. Морального, интеллектуального. Но «зеленые» обнимаются с представителями власти, которая не нравится демократам (с этими самыми «особистами»). То есть они не то чтобы совсем уж обнимаются, но и не входят в лобовое столкновение. Внешне они поддерживают определенный стандарт отношений.
Они его не поддерживали в советскую эпоху. Что и называлось «холодной войной». Сейчас, конечно, постепенно все сдвигается в прежнюю сторону. Но, к скорби наших демократов, «зеленые» не торопятся. Они хотят нефтяных дивидендов и всего остального, а не превращения «Новой газеты» в газету «Правда».
Чем заняты отечественные «демократы»? Они заняты тем, чтобы перевоспитать «зеленых» и натравить их на особистскую власть. Предположим, что им удастся, и «зеленые» начнут активные действия. Чем тогда станут наши демократы? Это их «пятая колонна». Предположим, что «зеленые» победят. Чем станут наши демократы в таком случае? Частью их оккупационной администрации.
Ну, так это и есть оккупационная демократия, «зеленая» демократия. Как она может сильно расходиться с «зеленой» же латифундистской группой? А она с ней и не расходится. Она ее прославляет. А вовсе не формирует партизанские армии для того, чтобы от нее освобождаться.
В этом фатальное отличие российской ситуации от латиноамериканской или другой, с ней сходной. Это трагическое, колоссальное отличие. Абсолютно непреодолимое. Это отличие задало регрессивный характер перестройке и так называемой постперестройке.
А внутри такого регресса не может быть борьбы между элитой, захотевшей зеленых купюр вместе с «зелеными» же хозяевами, и интеллигенцией, тянущейся к тому же. «Зеленый» консенсус — это консенсус регрессоров. Если здешняя элита (особисты или кто-то еще) выполняет «зеленые» директивы и интеллигенция выполняет те же директивы, то элита всегда наверху, а интеллигенция под нею. Если директивы «зеленые», то они по сути своей регрессорские. Потому что на сегодняшний день нет внешнего субъекта, которому нужно было бы что-нибудь, кроме регресса в России.
Американцам до сих пор нужно именно это. Европейцам тем более. Китаю это так выгодно, что дальше некуда. Исламу тоже. Кто остается? Инопланетяне? Кубинцы?
Контррегрессивный субъект может быть только внутренним. Но для того, чтобы он сформировался, нужна другая интеллигенция. А также внутриклассовые трансформации, которые, породив у части господствующего класса беспокойство о будущем и вытекающие из него контррегрессивные настроения, создадут предпосылки для преодоления регресса.
Никакой интеллигентской суверенности в разбираемом мною тексте нет и в помине. Как нет ее, соответственно, и в личности, пишущей текст. Ну, никак этот текст нельзя назвать суверенным. Ангажемент рвется наружу из каждой строчки.
Положительный герой — это парень с автоматом в афганских песках, поджидающий караван! Вы обратите на это внимание! Не вообще парень с автоматом, исполняющий свой интернациональный долг (говорю без всякой иронии и с глубоким уважением ко всем воевавшим). А именно парень, поджидающий караван.
Парень, поджидающий караван, адресует только к одному. К «Управлению Н» Главного разведуправления Генерального штаба Советской армии. А применительно к нашей фактуре — к уже обсуждавшемуся (и отдельно, и в связи с наездами на него оппонентов) субъекту, маркируемому интернет-изданием Форум. Мск. ру.
Я вовсе не хочу сказать, что «Управление Н» для меня чем-то хуже других управлений. Или ГРУ хуже ВДВ. Я просто обращаю внимание на специфику высказывания. И на то, что без этой специфики все мои слежения за Латыниной глубоко избыточны. А эта специфика как раз многое объясняет. И хоть отчасти оправдывает потраченные на Латынину время и место.
Итак, с одной стороны — афганский караван с опиумом (иначе — «спецтоваром»), поджидающие его нечекистские герои с автоматами… А с другой стороны — майор-особист. В каком смысле он «с другой стороны»? И при чем тут «видик»? Ох, как не просты реальные отношения!
В том, что я буду дальше «отрисовывать», нет никаких морализации. Я дал клятву не морализировать еще в начале этой книги. Я хочу просто показать, что такое морализации Латыниной.
Все хорошо, пока герои с автоматами сжигают (или сдают) весь взятый опий или героин.
До какого-то момента они его, конечно, сдавали. И не в их мозгу зародилась идея неполной сдачи спецтовара. Она зародилась в мозгу их начальников (точнее, некоторых из этих начальников, которых мы, увы, и должны называть элитой).
Неполная сдача не может идти без соучастия особиста. Это как «дважды два — четыре». Негибкий особист либо выводится из игры (и направляется в камчатский гарнизон), либо просто пристреливается (и никакой эскорт ему не поможет). Слишком гибкий особист, удовлетворяющийся «видиком», схлопочет уже не от ГРУшников, а от своих. Значит, особист должен получить долю, и не на себя, а на всю компанию. И тогда он не индивидуал (как и парни с автоматами), а член высокоорганизованного сообщества. Но это еще не все.
В те далекие годы порошок еще надо было суметь реализовать. Реализовать его на советском внутреннем рынке невозможно. Потому что рынка нет. А если бы он и был, надо суметь и до этого рынка довезти. Но везут на другие рынки. Территориально и социально эти рынки весьма далеки от песков Афганистана.
Потому что в песках Афганистана опий очень дешев. А на рынках Западной Европы — невероятно дорог. Поэтому опий надо переправить из Афганистана в Москву (или другой, более удобный, советский город), а оттуда в Западную группу войск. Можно и прямо в Западную группу войск, но трудно.
Кроме того, опий и везти накладно, и продавать унизительно. Не в моральном, а в ином смысле. И везти, и продавать надо чистый героин. Это в десять раз удобнее и в двадцать раз эффективнее. Соответственно, надо иметь лаборатории. Американцы держали их в Пакистане. Где именно мы их держали — отдельный вопрос. Стоит ли так вдаваться в детали?
А теперь о караванах. Просто так напасть на караван, конечно, можно. Но высокоиздержечно. Потому что в ответ нападут на тебя, и безжалостно. Гораздо удобнее договариваться. У тех ребят проблема с доставкой. У тебя проблема с сырьем. Еще есть проблема с переработкой. Надо создать нечто наподобие акционерного предприятия, определить доли. А потом, если надо, и нападать на отдельные караваны. Но это уже, скорее, дизайн. И обязательно воспринимаемый на позитиве всеми его участниками. Кроме особо тупых и неудачливых.
Постепенно занятие, которое я живописую, диверсифицируется сразу по двум направлениям.
Прежде всего, каждая из функционирующих в Афганистане советских элитных групп, не доверяя
