катеров. Он должен был организовать охрану самолета и подступов к маяку. Мануэлю поручили сформировать вооруженный отряд для посылки в столицу, а Долорес и Наварро — наладить и поддерживать радиосвязь с подпольным центром.
Подбором людей, способных выступить по радио, занялся Диас.
— Эх, беда, Хосе выбыл из строя! — сожалея, сказал Энрико. — Он сумел бы подобраться к душе слушателей.
Чтобы судно могло подойти к обрывистому берегу, маячник пересел на свой баркас и, делая промеры глубин, повел теплоход по извилистому, известному лишь местным рыбакам фарватеру к бухте Терпение. Эта тесная и открытая для всех ветров бухта имела достаточные глубины, но считалась опасной для стоянки судов: во время штормов в ней трудно было удержаться на якоре.
Капитан решил идти на риск.
— Все равно, если нам не удастся стать в тень нависших скал, — сказал он, — то придется затопить судно. А так мы будем иметь жилье, камбуз и радио.
Невдалеке от бухты все почувствовали толчки: судно днищем коснулось грунта. Капитан застопорил ход.
— Надо пассажиров выгрузить! — крикнул с баркаса маячник. — Нам лишь эту банку перевалить, там глубже будет.
Судно стало на якорь. Оба катера вместе с баркасом начали переправлять пассажиров на берег.
Долорес тем временем связалась по радио с подпольным центром. Оттуда потребовали к микрофону Реаля.
— Он тяжело ранен, — ответила она. — Лежит без памяти.
Говоривший заволновался:
— Почему вы раньше не сообщили? Мы бы немедля выслали врача.
— Врачи у нас есть. Операцию делал профессор Энгер.
— Если можно, попросите профессора к микрофону.
В радиорубку позвали Чарлза Энгера. Старик коротко сообщил о состоянии больного.
— Что вам понадобится для успешного лечения?
— Было бы замечательно, если бы вы достали граммов пятьсот крови для переливания и недостающие медикаменты. Могу дать записку в клинику. Надеюсь, что там найдется хоть кто-нибудь из моих учеников или друзей.
— Хорошо. Когда вышлете с вашей запиской птичку?
Профессор не знал, что ответить. В разговор вмешался Наварро.
— Вышлем через двадцать — тридцать минут. Куда прикажете прибыть?
— Туда же, где она была.
— Ясно. Будет выполнено.
Разговор закончил Энрико Диас. Он намеками сообщил о принятых решениях и пообещал выслать весьма важные материалы для печати.
Но эти материалы не так-то легко было достать. Паблито с Жаном возились с сейфом полковника Луиса уже более часа. Разглядев на диске замка буквы, они пришли к выводу, что толстая литая дверца открывается лишь после набора определенных слов. Но что это за слова?
Они перелистали записную книжку Луиса, в надежде найти нужную запись, обшарили карманы кителя, заглянули в ящики стола и нигде не обнаружили шифра. Видимо, тайну замка полковник досерял лишь памяти.
Жан принялся наугад набирать различные слова, но все напрасно: механизм не срабатывал, замок не открывался.
— Его и не взорвешь, пожалуй, — сказал Паблито. — Вся рубка взлетит на воздух.
Кончеро, молча наблюдавший за действиями друзей, вдруг предложил:
— А если попробовать без всякого колдовства? Какой прок от букв, когда они не помогают?
Жан вздохнул и, сев на диванчик, объяснил:
— Здесь, беби, мозгами шевелить надо, а не мускулатурой.
И он невольно усмехнулся, видя, как силач, упершись ногой в край сейфа, ухватился за литые ручки. Затем что-то произошло непонятное. Жану показалось, будто на него рухнула надстройка: раздался грохот, треск… и большая тяжесть навалилась на француза. «Сейф заминирован», — решил он.
Но взрыва не было. Кончеро, не ожидавший, что дверца откроется, с такой силой рванул ее, что не удержался и полетел на спину… Он сбил с ног Паблито и, свалившись на диванчик, придавил Жана.
Возможно, случайный набор букв открыл сложный замок, а вернее всего — Луис, ложась спать, лишь захлопнул стальную дверцу, не набрав секретного слова.
— Из тебя, беби, когда-нибудь выйдет толк, — сказал Жан, с оханьем поднимаясь. — А сейчас ты только способен людей расплющивать.
Все найденные в сейфе папки с бумагами, шифры, фотографии и деньги они уложили в мешок и отправили вместе с Наварро на самолете.
После высадки пассажиров у судна уменьшилась осадка; оно осторожно вошло в бухту и стало на якорь в тени под нависшей скалой. В этом месте его трудно было заметить с воздуха.
Большинство высадившихся на берег посбрасывали одежду и, войдя в воду, принялись плескаться, нырять, плавать. Соленая и прозрачная вода приятно холодила тело.
Пленники Панданго давно не испытывали такого наслаждения, — на острове им не разрешалось купаться.
Парни, отобранные Мануэлем в вооруженный отряд, после купанья тут же на берегу получили одежду, найденную в рундучках и каютах арестованных моряков, и оружие.
Обед был праздничный: на первое — суп с шушу[18] и картофелем. На второе — разогретая мясная тушенка с бобами; на третье — холодное консервированное пиво. От непривычной сытой еды многие опьянели и улеглись в тени скал вздремнуть.
Когда полуденная жара начала спадать, к маяку прибыли автофургоны, крытые брезентом.
Мануэль пошел на теплоход — проститься с товарищами по штабу.
У радиорубки толпились люди, собранные Диасом. Они предупреждающе зашикали:
— Тише, идет передача!
Перед микрофоном выступал профессор Энгер, рассказывавший, как над ним издевались в лагере.
Мануэль молча пожал руку Диасу и на цыпочках прошел в соседнее отделение.
Реаль лежал с закрытыми глазами; он словно прислушивался к едва внятному гудению радиопередатчика, у которого сидела Долорес.
Девушка жестом предупредила, чтобы Мануэль не будил больного.
— Я только шепотом, — сказал он. — Мы уезжаем; хотелось бы на прощанье сказать… постараемся не опозориться. Если Хосе когда-нибудь понадобится помощь бескорыстных друзей, — пусть даст знать, явимся в любое место.
— Хорошо, я передам ему, — пообещала Долорес.
На прощанье Мануэль осторожно взял огрубевшую на каторжных работах руку Хосе, подержал ее в своей, погладил и опустил на постель.
— Спасибо от всех, — шепнул он. — Выздоравливай скорей.
Потом Мануэль крепко пожал руку Долорес и, стараясь ступать бесшумно, ушел.
Вечером из столицы прилетел Наварро; он привез из клиники все, что просил в записке профессор Энгер.
Реалю сделали переливание крови. После этого лицо его заметно порозовело, и вскоре он открыл глаза.
— Как наши дела? — едва слышно спросил Хосе.
— Все идет так, как тебе хотелось, — успокоил его Диас, оправившийся от лихорадки.
— Я только что прилетел из города, — доложил Наварро. — Там ходят слухи, что Коротышке не удалось выйти из пике. Власть в столице в руках левых партий. Я сам видел у Конгресса, на аэродроме и у
