слез, ни своей печали.
Один раз не выдержала, устроила истерику, набросилась на него с кулаками. А он только молча сгреб ее в охапку, прижал к себе и гладил вздрагивающую спину. Долго-долго гладил, пока она не затихла и не успокоилась. Повторял какие-то совсем простые слова:
– Ну все… Все… Успокойся. Все хорошо… Тихо… тихо… Все хорошо.
И за эти простые слова, в которых, наверное, сокрыто столько мудрости, раз они помогают в тяжелую минуту, так она была благодарна Виктору… именно за них и еще за объятие его крепкое, уютное, такое родное… Он ничего не объяснял тогда, не обещал, не просил прощения. Виктор вообще ненавидел выяснять отношения. Тогда он просто сделал вид, что не понял причины истерики. Подумаешь, зарыдала баба! С кем не бывает! А уж почему, по какому поводу, никакого значения не имеет. Выплакалась? Выкричалась? Выпустила пар? Вот и хорошо! И все опять пошло по-прежнему.
Он жил какой-то своей жизнью, она продолжала безрезультатные попытки к сближению. И сейчас они пришли к тому, к чему пришли: к далеко немирному совместному проживанию.
Есть такая фраза в политике: мирное сосуществование. Они, помнится, обсуждали это словосочетание на заре своей семейной жизни и пришли к выводу, что, пожалуй, да, мудро и правильно именно так сосуществовать – мирно! Правда, само слово «сосуществование» Ане не особенно нравилось. Не нравилось тогда, не нравится и теперь. Но если тогда оно ее близко не касалось, поскольку была любовь, дружба, бурное общение, активный интерес, взаимная тяга друг к другу, то теперь – как раз то самое существование. Но, к сожалению, далеко не мирное.
Она гладила простыню. Он кусал дужку очков и серьезно, вдумчиво, как, впрочем, ему и было свойственно, ответил:
– С одной стороны, это ужасно… Развод, разрыв… Люди полжизни вместе. Срослись, соединились, слились… И как это можно разорвать? Не представляю… А с другой… – Он замолчал и вдруг пристально посмотрел жене в глаза: – Знаешь, с другой стороны, я уважаю Семена за такое решение.
– Что? – не поняла она. – Как это? За что? Ты, выходит, поддерживаешь его?! – В ее голосе плескалось удивление, возмущение и страх одновременно.
– Ну, выходит, так… – согласился он.
Она не находила слов. У нее внутри где-то между горлом и грудной клеткой вдруг стало не хватать воздуха. Она ловила его открытым ртом, но что-то мешало вдохнуть полной грудью… Вот уж поистине: ни охнуть, ни вздохнуть. Ни заплакать, ни закричать… Тяжесть сдавила грудину, горло перехватило… Аня сидела с выпученными глазами, с открытым ртом, задыхающаяся, несчастная, и молча слушала мужа, который опять же по полочкам объяснял ей мотивы поступка друга.
– Ты пойми, – как школьнице, втолковывал он Ане, – человек перерос взаимоотношения… Или взаимоотношения изжили себя… Что по сути одно и то же. Да, наверное, больно это осознавать. Наверное, непросто признаться даже самому себе в этом. Но признался же Семен, осознал. Для подобного вывода не только сила… мужество необходимо. Согласна со мной?
Аня как-то неопределенно пожала плечами: не то согласна, не то нет. Она вообще не очень адекватно воспринимала ситуацию. Мало того, что речь идет о самых близких друзьях… Так разговор этот напрямую проецируется на их жизнь, их – Ани и Виктора. А это становится опасным. Очень опасным.
– И я уважаю решение Семена, – вновь повторил Виктор. – Да, оно может показаться опрометчивым, не очень взвешенным. Возможно, поспешным, не до конца продуманным, а может быть, наоборот, запоздавшим… Каким бы оно ни оказалось, у него есть неоспоримое достоинство, у этого решения…
– Какое? – хрипло спросила Аня.
– Честность! – И добавил после паузы: – На мой взгляд, правильное решение.
– То есть… получается… ты – за то, что они разводятся? – как-то сипло выдавила она из себя.
– Да при чем здесь я? При чем здесь – «за», «против»? Мы что, в игры играем? Ты спросила о моем отношении. По-моему, я доходчиво объяснил. – Он опять взял книгу в руки, показывая тем самым, что разговор окончен.
Аня потрясенно молчала. Она наконец перестала разглаживать простыню, переключившись на свои ногти. Уж что-что, а маникюр у нее всегда был безупречный. И форма ногтей от природы красивая, и руки ухоженные. Ни за чем она так не следила, как за руками. Непонятно даже почему. Ведь и волосы требовали ухода, и лицо. Аня уделяла внимание и этому тоже, но руки составляли главную часть ее заботы о себе. Сейчас она смотрела на идеальные пальцы, на блестящий лак и не понимала, чьи это руки перед ней. И зачем ей надо на них смотреть? Надо встать, пойти в ванную, принять душ… Надо двигаться, что-то делать… Не сидеть, не застывать… Она заставила себя подняться и сделать шаг в направлении туалетной комнаты, когда зазвонил телефон.
Звонила Катя. Ее голос был сухой, надрывный. Она старалась казаться спокойной, но Ане казалось, что в любую минуту подруга может сорваться и зарыдать. Что, собственно, в конце концов и случилось. Катя кричала, что это она во всем виновата, что она сама спровоцировала своего тихого, спокойного, прекрасного Семена на скандал, что переоценила свои силы, что была слишком высокомерна с ним и груба, и что теперь ничего уже нельзя сделать – сегодня он подал заявление на развод.
– Еще вчера… понимаешь, вчера… еще можно было, наверное, предотвратить… А сегодня – уже все!
– Катя! Катенька! Да не реви ты! Да объясни ты спокойно, что произошло. Откуда вдруг такое решение? – допытывалась Аня.
– Да я и сама не пойму. Мне казалось, что такое невозможно в нашей семье. Никогда! Ни-ког-да! – повторила она по слогам. – Просто невозможно! От Семена я никогда и простых-то поступков не ожидала. Да ему и не надо было ничего решать. Я, как правило, и решения принимала, и пути подсказывала, и готовые рецепты выдавала. Все привыкли. Всем было удобно. Ну да… Принято, наверное, что мужчина – глава семьи. У нас – наоборот. Поэтому я всегда была спокойна в отношении Виктора… Раздражалась, конечно, по каким-то поводам. Не без этого. Но по большому счету, спокойна… – Катя более-менее пришла в себя. Слезы кончились, и говорила она хоть и с надрывом, но уже без рыданий. – А тут… Я даже не ожидала. Ну ладно, допустим, мы поссорились. Допустим даже, что я виновата в этой ссоре… Ладно! Но то ссора, а то развод!
– Послушай! Ну а ты пыталась поговорить, помириться? Ну, может, прощения попросить?
– Да в том-то и дело, – тяжело вздохнула Катя, – в том-то и дело, что пыталась. А он мне: «Поздно!» Ну ни в какую! Аня, Анечка, – вновь заплакала Катя, – ну что мне делать?
– Ой-ой-ой! Что тут сделаешь? Если только нам всем вместе собраться и поговорить по душам? Как ты думаешь? Может, мы его уговорим?
– Нет… Не надо… Спасибо, конечно! Не захочет он… Как решил, так и поступит… Говорит: «Хоть раз в жизни могу я принять решение самостоятельно? Хоть раз в жизни сам возьму ответственность на себя! Двадцать пять лет терпел, подчинялся, смирялся. Все! Теперь все!» Ну что на это ответить? Ладно, Анечка! Ты извини, что я тебя так поздно потревожила…
– Ну что ты! Что ты!
– Ладно, пока! Созвонимся…
– Пока, Кать! Держись!
Держалась Катя плохо. Всю жизнь ощущала себя сильной, уверенной, главной. А тут вдруг сломалась. Семен только чуть отошел, отодвинулся, а опереться-то ей не на кого стало. Выходит дело, не такая уж она сильная была, не настолько главная…
Семен же, наоборот, был очень собран, серьезен, внешне уравновешен. Чуть ли не впервые в жизни приняв важнейшее решение, он успокоился и планомерно претворял его в жизнь. Для начала подал заявление на развод, потом занялся поиском квартиры. Менять и делить он ничего не собирался. Снимать для себя жилье он считал пока вполне приемлемым вариантом. Никакими вопросами Катю не мучил, сказал только:
– Собери мне самое необходимое. Что сама сочтешь нужным…
– Что ты имеешь в виду? Твои вещи?
– Ну это само собой…
– А еще что?
– Ну то, что может понадобиться первое время: пару комплектов белья, полотенца, может, из посуды
