микрофон с магнитофоном, направился по тропе к автомобилю.
И вовремя он это сделал! Минут через двадцать из-за горы вылетел вертолёт и три раза подряд облетел виллу и её окрестности. Если бы Машков не слинял – его бы непременно с вертолёта заметили. Приятного было бы мало.
Один из двоих сидевших в вертолёте людей надел на узкую голову полупрозрачный шлем, соединенный кабелем с пластмассовым ящичком, откинул на ящичке крышку, под которой оказалась кнопочная панель, набрал номер и сказал в эфир:
– Папа? Это aguila. Всё чисто вокруг, всё чисто.
– Ты хорошо посмотрел, aguila?
– Хорошо посмотрел.
– Подошли-ка на всякий случай пару бойцов, пусть обойдут асьенду. Не нравятся мне эти её телефонные знакомства…
– Хорошо, папа, через два часа бойцы подъедут. Ничего не бойся. Сам без нужды за периметр не высовывайся. Конец связи.
Узкоголовый снял шлем с головы, закрыл ящичек и обратился к пилоту, перейдя на родную речь:
– Полетели домой, Колян.
Подполковник ВВС Николай Сергеевич Вардамаев кивнул и повернул лёгкую машину стеклянной мордой к океану.
Глава 18. Мало водки, por favor!
Что же за мать тебя рожала, образину? – с благоговейным трепетом думал Валерий Павлович, косясь на гангстера Серебрякова, который жадно, с хрустом и брызгами пожирал жареного цыпленка. В прежние-то времена тебя за версту бы к загранрезидентуре не подпустили. А теперь – бардак, текучка кадров, что ли, у вас… И всё равно не в резидентуре тебе место. В Дисней-ленд тебя надо, в комнату ужасов. Тогда остальные экспонаты можно будет оттуда демонтировать. У нас в ГРУ тоже, конечно, попадаются экземпляры, но таких, как ты, пожалуй что, нужно специально выращивать. Или специально рожать, от специальных матерей. Что же касается папаши, то с папашей вопрос ясен. Сон разума был ваш папаша…
Серебряков, между тем, дожрал цыпленка, выковырял кости из зубов и заговорил.
– Слушай, парень, – сказал он. – Я тебе la pasta[55] на уши вешать не буду, я, конечно же, не случайно на тебя наткнулся на улице и сюда затащил. Мне нужно с тобой одно дельце обтолковать. Взаимовыгодное.
– Я слушаю, – кивнул Мещеряков. – Я ни на секунду не сомневался, что наша встреча не случайна.
– Ну да, мы тут за тобой пару разочков присмотрели, взяли на заметку, в какого типа гадюшниках ты любишь питаться. По-моему, в твоём вкусе заведеньице, а? Я сам здесь жру каждый день. Что в этом такого?
– Ничего, ничего! – поспешил заверить его сучонок.
– Ты не против, надеюсь?
– Не против чего?
– Нашего интереса к тебе.
– Да ничуть! Подумаешь, большое дело – присмотрели за коллегой из смежного ведомства… Чай не принцесса, присматривайте сколько влезет…
– Ну, я рад, что ты готов к сотрудничеству, – сказал Серебряков. – А дело у меня такое. Шеф твой, понимаешь, всех тут достал, собака паршивая. Не пора ли его мордой в гуано окунуть, ась?
Мещеряков задумался. Больше всего ему хотелось сказать этой жуткой роже, что и его тоже этот шеф, этот чёртов Бурлак достал так, что дальше некуда, и давно пора его не только что окунуть мордой куда следует, но и вообще в упомянутой субстанции утопить раз и навсегда. Но, разумеется, он не стал спешить с горячими и искренними заявлениями. Грош цена была бы ему как разведчику, и вообще как военному, если бы он в подобных ситуациях давал волю своему языку. У военных, дающих волю языку, этот самый язык вскорости начинает примерзать к горлышку бутылки в непростых климатических условиях северной оконечности архипелага Новая Земля. К чекистам, впрочем, это относится в ничуть не меньшей степени, чем военным.
– И что вы предлагаете? – осторожно осведомился Валерий Павлович. – Дать по голове, и – в Рио- Гранде?..
Глаза гэбиста заблестели.
– По голове – это было бы самое оно, – сказал он с лёгким вздохом. – Но нельзя. Не прежние времена. Вонищи будет – не продышимся.
Толстоногая девица с распутными глазами принесла в закуток, где два шпиона прятались от прочей публики, пиво для Серебрякова и кофе для его визави. Ставя заказ на столик, она стрельнула взглядом в одного и задела круглым упругим бедром другого. Но заговорщики никак на её старания не реагировали. У них были дела поважнее.
– То, что вы предлагаете, для вас – игрушки, для меня – трибунал, – сказал Мещеряков. – Конвейер и пуля в затылок в тёмной комнате с хитрой щелью. Я что – произвожу впечатление самоубийцы или сумасшедшего?
– Ты, парень, не производишь такого впечатления, – сказал Серебряков, поднял руку вверх и щелкнул пальцами на весь кабак. – Ты производишь впечатление человека, которого хитрожопое начальство ставит раком десять раз на дню и заставляет при этом петь гимн отечества родного.
– С чего это вы взяли? – нехорошо усмехнулся Валерий Павлович.
– Просчитали мы тебя. Ты уж извини за пристальный интерес к своей персоне, братан. Но есть у нас такая вот в тебе необходимость. А просчитать человека – это как два пальца об асфальт. Вишь ли, лицо человеческое – оно ведь как лист бумаги из книжки с картинками, с него всё, что хошь, считать можно при достаточном навыке.
– Ну, это вы мне можете не объяснять, – с достоинством сказал сучонок, набравшись смелости посмотреть в лицо своего собеседника, напомнившее ему отнюдь не лист бумаги, а, скорее, танковый полигон под Кубинкой. – Я отчасти сам специалист в этом вопросе…
Опять появилась девица, принесла два запотевших бокала с водкой. На этот раз она не просто коснулась Валерия Павловича, а прямо-таки пихнула его в плечо своим круглым жарким задом.
– Я не пью! – сказал Мещеряков, но бокал почему-то сам собой оказался в его руке, и злодей Серебряков уже тянулся к нему чокнуться.
– Врёшь, пьёшь, – сказал злодей.
– Вру, – признался Мещеряков и выпил. – Я надеюсь, вы мне туда клофелину не намешали?..
– Обижаешь, брат. Что я – дешёвая прошмандовка вокзальная, клофелинить тебя? Чай, найдутся у нас летательные препараты для уважаемого человека надлежащего какчества… Контора, в отличие от, извини, твоей организации, пока ещё на ногах стоит достаточно крепко, хотя собак на нас в своё время навешали столько, сколько тебе с твоим Бурлаком Батраковичем и не снилось…
– Ну, ладно. И что же вы собираетесь с вышеупомянутым товарищем сделать? И чем я могу вам помочь? И почему я должен вам помогать?
– Во-первых, брат, ты никому ничего не должен. Если кому должен – то только Родине своей, и если ты нам поможешь кое-что про своего начальника выяснить, то ты долг свой перед ней, перед Родиной то есть, исполнишь сполна. Клянусь, ничего больше нам от тебя не надо. Никаких тайн, никаких нарушений присяги, никакой мокрухи никто от тебя не требоват. Только небольшая информация. Он ведь играет втихаря в свои игры? А? Ну, скажи как на духу. Играет?
– Играет, – признался помягчевший от водки Мещеряков. – Да и кто из нас не играет?..
– Прально. Стало быть, вот и надо его на этих игрушках подловить. А ты подскажешь, где, когда и как. Договорились?
– О чём?
– Но-но! Не виляй! – и толстый палец помелькал перед носом сучонка. – «О чём»! Об играх Бурлака твоего. В первую голову нас интересует все, что может быть связано поставками в Маньяну российской военной техники. И приезд в страну любых ваших спецов по этому делу. Особенно военно-морского профиля.
