— А где ты курить будешь?
— Буду нюхать хотя бы. Иначе свихнусь.
— Ясно. — Снова смех. Таня была рада, что я не стала просить ее уточнить насчет «невидимки». Мне стало нехорошо.
Мы попрощались, и Таня упорхнула. Скрипнула дверь, я снова вообразила моего невидимку, стоящего неподалеку от кровати. Из пустоты ко мне тянется рука в перчатке…
Глубоко вздохнув, я зашелестела мешком с продуктами, чтобы разогнать тишину.
Глава шестнадцатая
За этот год между нами произошло многое. Мы старались притереться друг к другу, искали компромиссы и, в целом, могли быть довольны результатом. Но ничего не было просто. Иной раз на нас обеих ложился просто невыносимый груз проблем, недомолвок, непонимания, бытовых неурядиц. Мы старались решать их за столом переговоров, но, к сожалению, не всегда это проходило удачно.
Постепенно, после бурных сцен, вспыхивающих, казалось, по пустякам, все приходило в норму. В конце концов, мне стало ясно, в чем причина. Нам обеим было страшно смотреть в будущее.
Я не помню, когда мне в последний раз снилось что-то хорошее. Кошмары стали нормальным явлением. Отчасти я научилась не замечать их, не обращать внимания. Повлиять на сны невозможно, приходится терпеть и думать, что когда-нибудь их интенсивность снизиться.
Прошел год, но я до сих пор ощущаю себя виноватой во всем — если бы не моя безалаберность, ничего бы не произошло. К этому прибавилось другое чувство вины, проклюнувшееся примерно три месяца назад. Я стала думать, что Таня тяготится моим присутствием. У меня отличный слух и обоняние, хотя иной раз и они мне отказывают — в минуты, когда наваливается стресс, вызванный воспоминаниями — и я понимаю, как Таня страдает. Я слышу изменения в ее голосе и понимаю, что недавно она плакала. Тайком. Я чувствую также запах, который исходит от нее. Чужой, неопределенный, тревожащий. Думаю, он связан с ее работой, и это мне не нравится. Я боюсь подобных мыслей и чувствую свою вину. Тане пришлось из-за меня изменить свою жизнь. Возможно, ее жертва чересчур велика, она заставляет ее страдать.
Это единственное, что я знала доподлинно. Какова бы ни была ее работа, она, конечно, приносит нам деньги, но как долго будет продолжаться наша игра в молчанку? Как долго Таня будет скрывать правду?
Я лежала на диване, укрытая шалью с головой, и вспоминала сквозь дрему.
Год назад. Моя память повернулась назад, показывая все, что происходило тогда. Хочется обо всем забыть раз и навсегда, но я не в силах.
Я обнимаю теплый комок кошачьего тельца, и Нюся громко мурлычет мне под ухо.
В тот же день, после ухода Тани, ко мне пришла женщина из «Центра помощи жертвам насилия».
От нее пахло духами, резкий цветочный аромат, от которого начинало першить в горле. Я отметила, что теперь очень часто, если не всегда, мне придется встречать людей по запаху. Запахи начнут формировать мое впечатление о ком-либо — я буду навсегда в тисках этого стереотипа.
Женщина сказала, что ее зовут Маргарита Викторовна Логинова. Голос у нее был мелодичный. Наверное, она хорошо пела.
— Вы психолог? — спросила я.
— Да. Это моя профессия.
— Сколько же стоит ваша консультация? Чего вы хотите вообще?
— Бесплатно. Не в том вопрос.
— А в чем?
— Мы проводим исследования, консультации, собираем статистические данные, и никаких денег за мы не берем.
— Таких, как я, много?
— Больше, чем кажется.
— Не знаю, вам видней.
— Если необходима помощь, мы помогаем.
— А сейчас вы с чем пришли?
— Поговорить.
Она села, рассматривая меня. Ее цепкий взгляд я чувствовала кожей.
Психолог, профессионал, считающий, что ему все известно. Я подумала, что хорошо, наверное, иметь в запасе дюжину фикций, которые выдаются за истину, и оперировать ими в любой ситуации, объяснять не моргнув глазом любое явление. Фикция избавляет от необходимости думать. Сейчас Логинова начнет разбирать по полочкам мой случай.
— Ладно. Все равно мне делать нечего.
Кажется, руки у нее были свободными. Ни тетрадки, ни блокнота.
— Вам снятся плохие сны, Людмила?
— Конечно.
— Так же, как было… там? Каков характер снов?
— Я их не помню.
Я почти не соврала.
— Вы кричите во сне?
— Не знаю. Было один раз, что я вопила, но это когда я очнулась от наркоза. Я думала, что все еще нахожусь в плену. Мне поставили укол, чтобы успокоить.
— А потом?
— Не помню. Спросите у сестер, может, они слышали.
— У вас появлялось чувство, что вы задыхаетесь? Что воздуха не хватает?
Тяжесть на сердце?
— Да.
Я поняла, что Логинова открывает что-то и шуршит по клавишам. Ноутбук.
— И что это за исследование такое?
— Особенности периода адаптации к нормальным условиям после долгой травмирующей ситуации…
— Это диссертация?
— Нет, — рассмеялась Логинова. — Просто наш центр работает в сотрудничестве с кафедрами и институтами психологии, мы часто поставляем им свою статистику, которую добываем на практике.
— Значит, я считаюсь жертвой насилия.
— В общем, да. Вы попали в неординарную ситуацию. Лично я с таким не сталкивалась. Мы обычно имеем дело с женщинами, которые пострадали в бытовых условиях.
— Ясно. Мужья-садисты, дети-наркоманы… Избиения.
— Вы хорошо реагируете… У вас был невропатолог? Снимки мозга вам делали?
— Грозятся. А что?
— Вами интересуются специалисты. Многие хотят получить данные о деятельности вашего организма. Вы популярны…
— Это здорово.
— Во всяком случае, вы адекватно воспринимаете окружающий мир.
— Разве?
— С первого взгляда могу определить, что вы агрессивны — в данный момент. Ваша агрессивность имеет компенсаторную природу. Ирония и самоирония понятны и относятся сюда же. В целом, вы владеете собой, вы не отгораживаетесь от окружающего.
