Если с того времени прошел год и ничего страшного не случилось, то маньяк, скорее всего, больше не появится.
— Таня мне то же самое говорила.
— Вот видишь.
— Все равно… не очень верится.
— То есть, тебе удобней думать, что маньяк это кто-то из твоих знакомых?
— Не знаю.
Этот разговор мне не нравился, но странным образом затягивал. Нельзя было не признать, что Артур рассуждает здраво. Таня, впрочем, тоже была далеко от разного рода фантазий. Она давно сказала мне, что так называемый маньяк вообще оказался слабаком. Почему, спросила я у нее. У него не поднялась рука тебя прикончить, заявила Таня.
— Ты не считаешь, что это я сделал? — спросил Артур.
— Нет.
— Точно?
— У тебя алиби есть.
— И только поэтому?
Артур снова положил свою ладонь мне на запястье, легонько сжал.
— Я знаю, что ты не смог бы…
— Почему ты знаешь?
Я молчала. Не хотелось говорить всякую пошлятину навроде «сердцем чувствую». Вопреки всякой логике мне просто оказалось неправдоподобной версия об участии Артура.
— Не надо спрашивать, пожалуйста, ведь мы не для этого встретились. Ни к чему эти разговоры.
— Ни к чему, так ни к чему. Рад, что ты меня не подозреваешь. И все-таки. Я бы посоветовал тебе успокоиться. Твоя ситуация тяжела, безусловно, однако больше тебя этот выродок не потревожит. Тебе нужно снова входить в жизнь, что-то делать, настраиваться на позитив, дышать полной грудью.
— Стараюсь.
— Правильно. Сидеть в наглухо закрытой раковине — не выход. Может быть, этот псих на то и рассчитывал. Сделать из тебя до смерти перепуганную мышь, которая будет сидеть в своей норе, пока не умрет, но так и не высунет носа.
Я закурила.
— Мне сто раз говорили нечто подобное.
— Выходит, я прав.
— И еще я читала много похожего и смотрела фильмов. Жертву все уговаривают жить полной жизнью, будто ей легче легкого забыть весь этот ужас и выйти на следующий день из дома и отправиться в парк гулять. Но так не бывает, поверь мне. Никто из тех, кто заклинает жертву, не был в подобной ситуации. Пока она сама не перегрызет внутри себя эти веревки, которые мешают ей двигаться, ничего не будет. Только сама жертва может справиться.
Я ощутила, что меня несет. Тяга к риторике — первый признак нарождающегося срыва.
— Но я не утверждаю обратного…
— И насчет того, что нанести удар по преступнику своей смелостью и жизнелюбием — старая песня. Артур, это сказки.
— Я понимаю. Я просто думал тебе ободрить.
— И при этом напомнил, что я бедная, несчастная и беспомощная. Да?
— Нет…
— Спасибо!
— Люда, перестань.
— Я не хотела в это влезать, но, видимо, мне постоянно теперь придется копаться в этой куче дерьма. Да нет, ничего страшного. Привыкла.
— Извини.
— Прекрати. Я стараюсь реально смотреть на вещи. Ты прав: надо перестать бояться. Я все время думаю, почему отвергла помощь психолога.
Может, я просто дура? В чем дело? Но ответ есть. Просто я не хочу быть уязвимой, не хочу больше ни перед кем сидеть голой и раскрывать свои секреты. Этого было слишком много двадцать дней в подвале. Дайте мне возможность перегрызть мои веревки.
Вероятно, во мне еще оставалось достаточно яда, который требовалось выдавить из себя. Я понимала, что Артуру ни к чему мои откровения, что я занимаюсь как раз тем, чего хочу избежать. Я обнажалась. Я плакалась ему в жилетку. Мне было стыдно, но часть меня требовала высказаться до конца.
— Я не говорил, что ты какая-то там… беспомощная, — сказал Артур.
Кажется, я смутила его, он с трудом подобрал слова для этой фразы.
Видимо, боялся, что я просто взорвусь.
— Но ты думал, не отрицай. Невольно, неосознанно. Нельзя смотреть на человека, которого изуродовали, и не думать о том, какой он несчастный.
— Я не думал.
— Неправда. Я научилась чувствовать настроение людей. Ой-ой, как же он будет жить дальше с этим…
— Ну и что?
— Дальше я буду с этим жить, потому что ничего не остается.
— По-моему, ты зря психуешь.
— Разумеется зря. Я позвала тебя, чтобы хорошо провести время…
— А мы плохо проводим?
Мне казалось, это разговор двух сумасшедших. Все меньше я в нем понимала. Вся логика нашего диалога давным-давно нарушилась.
— И мне надо было, чтобы ты выслушал.
— Разве этого не было?
— Артур, я теперь говорю только чтобы осадить саму себя. Я неправа. Я выпила, поэтому немного не соображаю. Мысли собрать трудно.
— Могу уйти, если хочешь, — сказал Артур. Его слова были осторожны и мягки, словно кошачья поступь. За это я готова была отхлестать его по щекам, а потом поцеловать.
— Нет, ты не уйдешь. В общем, так… — Я набрала полную грудь воздуха.
Неожиданно у меня словно открылось второе дыхание. Я словно зачерпнула из какого-то прохладного источника заряд бодрости. Вся скованность прошла.
Вектор моего настроения резко изменился от пессимизма к радужному, малообоснованному оптимизму. — Я сказала то, что хотела, даже больше. Прости меня, если забралась тебе под кожу вместо того, чтобы поблагодарить, ведь ты пробовал поднять мне настроение. Ты очень помог — правда. Я веду себя словно ненормальная. Я слишком долго ни с кем не общалась. Видимо, потеряла сноровку.
— Для меня это ничего не значит, — сказал Артур.
— Надеюсь. Потому что я чуть все не испортила.
Артур хотел что-то ответить, но тут я встала из кресла.
— Подожди. Я ненадолго.
— Плохо?
— Нет. Просто в туалет хочется.
— А…
Я вышла из комнаты, ощущая, как меня кружит против часовой стрелки.
— Помочь? — спросил Артур сзади.
— Я знаю квартиру наизусть.
В туалетную дверь я врезалась со всего маха, плечом. Меня занесло, ноги заплелись. Я чуть не оказалась на полу. Только бы Артур не вздумал мне помогать. Не предполагала, что я настолько пьяна, что с трудом хожу.