квартира провоняла духами. Пусть уйдет побыстрее, подумала я. Мои силы на исходе.
Похоже, я попала в цель. Лена прекрасно знает, почему Артур отдалился от нее, и ведет себя как собственник, нет, даже неверное слово. Как садист.
Мало того, что в его понимании настоящий секс похож на боксерский поединок, так он еще психологически давит на нее. Заставляет чувствовать свою ненужность, приближает и снова отталкивает. Так Артур и привязал Лену к себе, сомнений нет.
Она плакалась мне в жилетку.
А что если все гораздо сложнее? Артур мог сам подослать ее сюда. Но какой смысл?
Это может быть чертовски хорошей игрой!
Нет, паранойя мне ни к чему. Я и так весь последний год далеко от того, что называют «адекватным состоянием». Я не прибегала к психологической помощи и не знаю, чем самостоятельная борьба с комплексами и ужасом может для меня обернуться. Например, скрытым накоплением негатива, который рано или поздно вырвется наружу в виде ядерного взрыва настоящего безумия. Меня запрут под замок и оставят там до конца моих дней.
Паранойя! Никаких потайных доньев здесь нет. Она слишком проста, а лжет потому, что не так и не понимает до конца, для чего ей понадобилась эта встреча со мной. Сейчас она уйдет. Я не хочу ее задерживать. Мое настроение меняется слишком быстро — я уже знаю, что это плохой признак.
Лена вернулась, а я тем временем стояла возле кухни, опираясь плечом на стену. Гостья начала одеваться и шмыгала носом.
— Скажешь Артуру, что была тут?
— Нет.
— А если он случайно узнает?
— Не должен, он на работе.
Мы разговаривали словно давние подружки.
— Звони, если что. Хотя не знаю, о чем нам говорить. Мы живем на разных планетах. Они слишком далеко.
Лена кивнула. С таким обреченным видом, что у меня сжалось сердце.
Наверное, у нее никогда не было близких друзей и подруг, и она уже с этим смирилась. Так, как кивнула сейчас: я все понимаю и ни на что не претендую.
Опять я должна кого-то жалеть! Невыносимо! Меня-то кто жалеть будет?
Надев куртку, Лена засунула руки в карманы. Мы чего-то ждали, обе.
Наконец гостья вынула визитку и протянула мне. Вложила в руку — я дала ей это сделать.
— Может, это и не понадобится, но позвони, если захочешь. Не знаю… А вдруг? — Она посмотрела на меня большими прозрачными глазами, в которых еще были слезы, не подозревая, что я ее вижу. Улыбнулась. — Вдруг понадобится?
— Да, скажу Тане, чтобы она мне прочитала номер. Выучу наизусть.
Лена покраснела и засобиралась выходить. Я закрыла за ней внешнюю дверь, потом внутреннюю и только тогда поглядела, что же там написано в карточке.
«Елена Алексеевна Гладкова, исполнительный директор. Страховой дом „Лотос“.» И телефоны. Домашний и сотовый, а также адрес электронной почты.
Головная боль не проходила, и мне пришлось выпить таблетку пенталгина.
Сразу потянуло в сон. Ничего не хотелось делать. В голове, за занавесью из постепенно утихающей боли, двигались мысли, неторопливые, глупые, точно травоядные животные на пастбище. Я чувствовала, что возвращается то состояние, которые было у меня месяцев восемь тому назад. Ведущим мотивом была неопределенность. Я все стремилась что-то делать, но не знала, куда направить свою энергию. Я слишком долго просидела взаперти, отгородившись от всего мира, и теперь его вторжение переживаю с трудом. Для меня это шок.
Похоже, я переоценила свои возможности: нельзя была так торопиться.
Но, скорее всего, дело не в этом. Я подстраиваюсь под обстоятельства, как самый обычный человек. Если кто-то звонит и сообщает о проблеме, я срываюсь и бегу участвовать в ее решении. Или отказываюсь, рискуя нарушить прежние отношения. Это обычная жизнь, ничего удивительного. Конфликты, договоренности, планы, встречи, разлуки — словом, все это вновь вторгается в мою одинокую реальность. Жизнь с Таней не подготовила меня к этому — и очень плохо.
Я легла на диван, вытянула руки и ноги, расслабилась. «Закрыла глаза», стараясь ни о чем не думать. Но так же можно было приказать себе не дышать, чтобы лишний раз не утомляться.
Я получила новую информацию, и с ней надо что-то делать. Что я узнала?
Артур привязал к себе Лену. Она не может воспринимать себя вне поля их отношений, и судя по ее рассказу, ее тяга к нему принимает гипертрофированные формы. Лена походит на ненормальную. У нее депрессия, вызванная невозможностью в полной мере удовлетворить свою потребность принадлежать. Я улыбнулась этому витиеватому выражению. Зато верно. Лена пришла ко мне, чтобы попытаться найти родственную душу, но вышло только хуже. Она не могла не почувствовать ревность и непонимание с моей стороны.
Да, мне было стыдно за то, что я даже не пробовала утешить ее, но ведь я ей ничем не обязана. Наверное, я воспринимала Лену просто как свою копию.
Отражение. Попытку Артура воплотить мой образ на практике, если невозможно установить со мной те отношения, о которых он мечтал. Лена была в моем понимании и не человеком вовсе, а моей собственной карикатурой, которая дала мне определенный ответ только на один вопрос: любит ли меня Артур? Да, он любил, если это можно назвать любовью. Его стремление обладать и сделало Артура… Кем же оно его сделало?
От этой мысли мне стало неприятно, я почувствовала бегущие по спине мурашки. Стало холодно. Появилось чувство, что на меня кто-то смотрит. Вот оно, знакомое, параноидальное. Поблекшее от времени, но явственное. Оно появилось еще в палате, где я лежала, а потом последовало за мной сюда.
Чувство, что нигде и никогда я не найду такого уголка, в котором смогу укрыться от своего ужаса.
Кем же это стремление сделало Артура? Говори же! Думай! Шевели мозгами!
Несмотря на таблетку, боль возобновилась. Я заворочалась на диване, взяла плед, укрылась им, но потом отбросила, думая, что так я стану более уязвимой.
Он хочет сделать меня такой же, как Лена. Артуру не нужны нежности, ему необходима власть, и вчера он понял, что близок к заветной цели. Я поддалась легко, распласталась перед ним, ни о чем не думая, кроме того, что хотела получить удовольствие. И еще, конечно, быть наказанной. Тот призрак с провалом вместо лица, сидящий в моем сознании, знает, как заставить меня подчиняться. Ему нужно, чтобы я продолжала бичевать себя до крови, до безумия.
Я перевернулась на левый бок, сжала кулаками виски. Мне не хотелось плакать. Мне хотелось выть по-волчьи. Мне нужна была боль.
И не хотелось жить.
Вал депрессии снес меня от береговой линии на высокие черные холмы и ударил о влажную почву. Я стала уходить вниз, в непроглядную темень. В ночь, которая давно властвовала над моим внутренним миром.
Бомж, который предсказал мне несчастье, явился снова. Он стоял возле кровати, сложив руки на животе, и улыбался корявым мерзким ртом, распространявшим зловоние. В его бороде были крошки от какой-то еды, кончики волос поседели, или были покрыты какой-то желто-серой грязью. Я села на диване и открыла рот для того, чтобы наорать на незваного гостя, но не смогла ни слова произнести. На его сером пальто я заметила бурые пятна.
Может быть, кровь.
— Что надо? — спросила я, съежившись на диванных подушках.
Я ощутила свою полную незащищенность. От одного прикосновения к этому бродяге я могу заразиться какой-нибудь неизлечимой болезнь. Бомж смотрел исподлобья и кивал, словно говоря: знаю я
