тело лежало на моем, как склеивалась от пота наша кожа. Его сперма на моем животе.
— Люда, — сказал он.
— Отстань от меня.
— Почему ты так вдруг? Я ничего не делал тебе. Это очень плохо, скверно, что ты попала в такую ситуацию. Но я-то ничего не могу изменить…
Почему-то я вспомнила один из фильмов, которые смотрела, привязанная к стулу.
— Да, ты не можешь.
— И не надо ко мне так относиться, будто я враг народа…
— Ты много о себе думаешь…
Он вздохнул в трубке, это был вздох ярости. Я чувствовала, как Леша злится.
У него были возможности похитить меня, но не было мотивов. Вот в чем закавыка. Иначе бы его давно взяли под стражу. Да и обыск ничего не дал.
— Ровно столько думаю, сколько могу себе позволить. То есть, ты думаешь, что это я?
— Не надо говорить ерунду всякую. Если я не бегу со всех ног к тебе в объятия, это ничего не значит. Тогда могло бы быть что-то, а сейчас уже нет.
— Почему?
— Ты заводишь старую песню, Леша. Мы это проходили сто раз.
— Не сто раз. И я до сих пор не понимаю, почему ты ушла впервые, тогда…
— Не понимаешь? Тогда я не объясню. Может, и поэтому тоже — ты видишь только себя, заботишься только о себе, балуешь только себя. И любишь только себя в себе.
— Что?
Тут я, кажется, переборщила.
— Да как ты смеешь? Я из кожи вон лез…
— Да весь вылез!
Ох, какое это было наслаждение — поступать несправедливо. Никогда не думала, что может быть так. Я обвиняла человека в том, чего он не делал!
Леша, конечно, был порядочным эгоистом, но трактовать его привычки таким образом было нелепо. Своей наглостью я его обезоружила. Он некоторое время молчал.
— У тебя что сегодня — проблемы какие-то? Не с той ноги встала?
— У меня давно проблемы, если ты не в курсе.
— Не хватай меня за язык, я тебе ничего не сделал.
— Но ты ничем не можешь доказать, что не похищал меня.
— А разве кто-то сомневается? Серьезно? Ты думаешь, что…
— Ничего я не думаю. Ладно, извини, что сорвалась, но ты просто не вовремя позвонил, да еще допытываешься. Так что ты тоже виноват, не пыхти!
— Да, я вечно под ногами верчусь, ничего не делаю и звоню не вовремя, — сказала Леша.
— Если у тебя какие-то комплексы — они твои.
— Да!
— Короче, так. Пока я в любом случае не могу с тобой встречаться. Пока даже смысла не вижу в этом.
— Ну, а вернуться в прошлое?
Мне захотелось вышвырнуть телефон куда-нибудь подальше.
— Леша, ты, видимо, и правда дурак.
— Почему?
— Ты забыл? Я — слепая! Я инвалид. Я совсем не такая, какую ты знал.
Совсем другой человек! Ты понятия не имеешь, что со мной стало, понимаешь!
— Тогда объясни.
— Тебе что надо: трахать слепую? Получать удовольствие от этого? Вот это тебе нужно? Или замуж меня возьмешь? Слабо всю жизнь ухаживать за калекой? — Я поняла, что уже ору и привлекаю внимание.
— Люда, перестань, а. Я же просто хотел… А ладно. Всего хорошего.
Он отключился, не дав мне оставить за собой последнее слово. Влепил мне хорошую оплеуху. Поставил на место. Я на несколько десятков секунд потеряла способность соображать, просто сидела с трубкой возле уха и смотрела перед собой. Вокруг меня уже не вспыхивали молнии. Я была окружена хороводом светящихся сгустков. Но мне было до лампочки, призраки это или галлюцинации, или неопознанные летающие объекты — ярость захватила меня всю, с ног до головы.
Спрятав телефон, я вынула сигарету, закурила, размышляя над тем, как сделать лучше: броситься под трамвай или под автобус. Где надежней? Эти мысли были серьезны, я ничуть не сомневалась, что исполню это возле ближайшей остановки. Умерев, я избавлюсь от всех проблем. Плевать я хотела на все обязательства, связи, обещания. Никогда еще мысли о самоубийстве не были такими холодными и сильными. И привлекательными.
Но потом что-то случилось. Докурив сигарету до конца, я бросила ее.
Умереть? Нет, не хочу. Резкая смена настроения меня даже не удивила; только сейчас были мысли о смерти, а через секунду их уже и след простыл.
Встав со скамейки, я пошла на автобус. Апатия и сонливость, пришедшие на смену дикой вспышке злобы, мешали идти. Ноги заплетались, точно у пьяной.
Усталость и депрессия, вместе они сделали из меня восковую куклу, размягчившуюся на солнце. Так уже бывало. Мой организм пытался защищаться от нервного напряжения, и, как правило, это выражалось в том, что я хотела спать. Стресс сегодня я получила чудовищный, поэтому удивляться нечему, что мои ноги еле-еле волочились по свежему снегу. Перейдя на другую сторону, я поняла, что стремительно теряю «внутреннее видение». Этого еще не хватало!
Когда я дошла до остановки, стало совсем темно, и я от страха и отчаяния едва не разрыдалась на людях. Почему мне не хватило времени? Если разобраться, до дома всего ничего ехать… Я выставила перед собой палку, приказывая мозгу вернуть мне мою способность. И ничего. Вероятно, я никогда не научусь это делать.
Ощутив, как волосы шевелятся на голове, я повернулась к какому-то человеку, стоявшему справа. К остановке подходил автобус.
— Вы не подскажете, какой это номер?
Мужчина назвал. Мой маршрут.
Я чувствовала, как мужчина смотрит на меня. Видимо, чего-то ждет. Ну конечно, перед ним ведь слепая. Надо помочь ей взобраться внутрь автобуса, а то, чего доброго, упадет под колеса.
Я опять в темноте и на этот раз не в квартире, где все знакомо и где ничего не надо видеть. Поняв, что я беззащитна и не смогу ничем ответить, город обратил на меня внимание. Я чувствовала всю его невероятную монструозную массу, которая ложится мне на плечи, давит на грудь, мешая дышать.
Я открыла рот, думая, что не сумею остановить рвущийся вопль, но все-таки смогла выдавить из себя:
— Пожалуйста, не поможете мне попасть туда?
— Конечно.
Судя по голосу, мужчина пожилой. От него распространяется аура уверенности и неспешности, и это вселяло надежду, что я переживу эти страшные минуты. Мужчина взял меня за правую руку, в левую я переложила палку. Автобус остановился, двери грохнули, открывшись. Мужчина повел меня к ближайшим. Сказал, чтобы я подняла ногу на ступеньку, вот она, да, все правильно. Мы очутились внутри, мужчина усадил меня на свободное место. Я сказала ему большое спасибо. Подошел кондуктор, поинтересовался, есть ли у меня документ. Да, сказала я сквозь толщу вязкого ужаса. Наконец-то от меня отстали.
Съежившись на сидении, я отрубилась, погрузившись в полубессознательном состоянии. Мне казалось, мой мозг уменьшился до размеров сливы и медленно дрейфует в невесомости внутри пустого темного черепа.
То, что было потом, я не помню. Понимать, что происходит вокруг меня, я начала только в подъезде своего дома. Поднявшись на лифте — да еще сумев нажать на кнопку нужного этажа — я вышла к дверям
