искусственного зрения — по-прежнему является, на мой взгляд, вопрос о монтаже, то есть о праве создателей фильма/хроники на то, чтобы внушать зрителям свою собственную перспективу и свою точку зрения. Обыкновенно он формулируется как дихотомия: показывать или рассказывать?
Видеоактивизм ставит этот вопрос снова, но теперь — со стороны активистов, участников акций и просто видеолюбителей. Широкое распространение дешевой видеотехники открыло возможность им самим попробовать возможности видео-показывания и в свете собственного опыта узнать, что такое манипуляции, как они делаются. Поэтому видеоактивизм вступает в диалог с традицией показывания, которое ранее находилось в руках профессионалов — традицией и телевидения, и кино. Он спорит с великими режиссерами о том, как можно представлять события. Примеры аналогичных подходов встречались, естественно, во всей теле- и кинотрадиции. Советский режиссер 1920-х Дзига Вертов в своем классическом фильме 'Человек с киноаппаратом' создал образ кинокамеры, постоянно успевающей за всеми событиями и невовлеченно регистрирующей, запечатлевающей все, что происходит: человеческие горя и радости, рождение и смерть, жизнь города, строительство страны и т. д. В фильме задействованы актеры и постановочные съемки, но самой своей интенцией фильм выражает стремление к такому новому, совершенно документальному, совершенно объективному кино. Итальянские неореалисты после Второй мировой войны ставили акцент на непосредственности, передаче неприкрашенной действительности как она есть, использовали непрофессиональных актеров. Французская 'новая волна' чуть более позднего времени исследовала возможности децентрированной съемки, где режиссер отказывается не только от искусственной конструкции киноязыка, но и от наблюдательского умысла, от фокусировки внимания на человеке и на сюжете, предоставляя самим событиям и явлениям свободно попадать в кадр. В 1990-е, эпоху распространения дешевых видеокамер и роста популярности home video, датская группа режиссеров «Догма-95» также провозгласила отказ от техник манипуляции зрителем и от заведомо искусственных приемов, работающих на зрелищность: манифест «Догмы» требовал отказаться от включения в фильм спецэффектов, убийств, поцелуев, титров… Каждый раз, во всех описанных случаях, интерес привлекала настоящая, неприкрашенная и несконструированная действительность. Эту традицию ответственных вопросов продолжает также и новая, особо экспериментальная область — видеоарт. Возникнув из того же импульса, что и видеоактивизм — стремлению научиться работе с появившимися в открытой продаже видеокамерами — видеоарт открыл множество новых подходов и техник, которые следует знать и активистам. '
Вопросы и противоречия, которые мучили режиссеров, оказались в силе и внутри видеоактивистского сообщества, даже объединенного общими политическими симпатиями и целями. С одной стороны, упрек в манипуляции зрителем, в управлении его вниманием посредством спецэффектов, в отношении молодых политически ангажированных активистов левой сцены часто оказывается оправдан (вспомним эпизод с фильмом 'Четвертая мировая война началась': 'Но это же просто… агитпроп!' — говорят зрители, — 'Да, агитпроп', — соглашается автор). С другой стороны, во время лекций на выставке 'От самиздата к тактическим медиа' Дмитрий Костенко, издатель журнала 'Черная звезда', адресовал редактору IndyVideo Дмитрию Моделю вопрос: а не стоит ли левым, напротив, делать самый что ни на есть жесткий агитпроп, обзавестись 'своим Доренко' для того, чтобы эффективнее расшатать доверие к официозу? 'Нам нужна революционная пропаганда! — говорил Дмитрий Костенко, — Потому левые и не могут до сих пор ничего изменить, что не могут наладить настоящей пропаганды!' Дмитрий Модель дал на это резонный ответ, что присутствовал при акциях и массовых кампаниях русских левых середины 1990-х годов и помнит, что там было много пропаганды, но не было как раз внимательной и достоверной информации, — может быть, именно поэтому левые до сих пор и не могут ничего изменить. Вопрос о том, как делать по-настоящему левые фильмы, апеллирующие к зрительскому критическому анализу, а не эмоциям и ангажированности, — это вопрос, который остается и, вероятно, еще долго будет оставаться на повестке дня.
ЧАСТЬ 2: КАМПАНИЯ
Введение
Кампания бывает посвящена какой-либо отдельной теме или достижению определенного результата. Для этого проводится серия спланированных мероприятий, включающих прямое акционистское вторжение, распространение информации, работу с общественным мнением, возможно, также работу с органами власти. Такие мероприятия требуют высокой степени организованности и согласованности в действиях. Западными активистами был предложен тактически-артистический термин — 'the art of campaigning'. Такая сфокусированность кампании не означает узости, ограниченности кругозора кампайнеров, а скорее то, что вместо общего стихийного протеста 'против порядка вещей' целеустремленная группа людей обладает способностью ставить конкретные задачи и концентрировать внимание на достижении определенных целей (в фокусе следующей кампании могут быть другие проблемы). Когда основной упор делается на распространении информации, кампания называется информационной. Не исключено, что активисты не будут пренебрегать размещением информации, по возможности, в официальных медиа, если она при этом не искажается и служит тому, чтобы о задачах и требованиях кампании узнало как можно больше людей.
Слово «кампания» используется также в отношении предвыборной или рекламной кампании, но мы исходим из того, что выборы и реклама одинаково чужды тактическим медиа-активистам. Скорее здесь применима параллель с 'кампаниями гражданского неповиновения'. Кампания может быть также широкомасштабной, включающей сотни тысяч людей, как, например, кампании гражданского неповиновения ахимса и сатьяграха, проводившиеся под руководством Ганди в 1920-40-е годы в Индии. Они включали не только ненасильственные массовые акции, но и, например, массовый бойкот английских товаров, импортных тканей и соли. В настоящее время разработаны рецепты для массовых акций в интернете. Но важно понимать, что на самом деле никаких идеальных рецептов для идеальной кампании нет и не бывает. Кампания — это то, что вырастает из самой сути насущного вопроса, и методы, требующиеся для проведения кампании, должны быть такими, какие требует непосредственная ситуация. Поэтому кампания как метод склонна к постоянному обновлению арсенала своих средств в соответствии с требованиями эпохи и ситуации.
Кампания — это тонкая и высокоорганизованная форма сознательного протеста, осведомленная о слабых местах $истемы и целенаправленно выбирающая, куда ударить. В дореволюционной России до возникновения марксистского движения широко распространены были стихийные, 'бессмысленные и беспощадные' формы бунта — доведенные до отчаяния жадностью промышленника и самоуправством приказчиков, рабочие громили заводские конторы, расправлялись с одним-двумя администраторами, заканчивались же обычно такие бунты разграблением винных складов; только рост рабочего самосознания, по мере распространения марксизма, привел к появлению новой формы протеста, осознанной и высокоэффективной стачки. Это свидетельствовало о растущем понимании того, как нужно играть на интересах промышленника; каждый час, который завод простаивает без работы, промышленник теряет деньги. Так же, как стачка для индустриального общества, информационная кампания является высокоорганизованной формой протеста для Информационного общества.
Кампании гражданского неповиновения
