— Я ведь сказала, что знаю многих. Ольгу Финкель, например, знаю неплохо. И всех, кто работал со мной вместе много лет. А Хохлова пришла недавно, мы были с ней мало знакомы.
— Ваш муж не рассказывал вам о ней?
— А почему мой муж должен мне о ней рассказывать? — спросила Фирсова. — Достаточно и того, что мы работаем вместе. Если мы еще и дома будем обсуждать производственные вопросы, то представляете, что это будет за семья?
— Представляю, — согласился Дронго. — Окно вашего кабинета выходит на здание технического отдела. Вы никого не видели в тот вечер? Возможно, кого-то из неизвестных вам людей?
— Нет, никого. Я вообще не люблю смотреть в окно. Кроме того, был вечер, темно. А вы полагаете, что убийцей был чужой человек, который проник на территорию института?
— Почему вы так решили?
— По вашему вопросу. Вы спросили «видела ли я кого-нибудь из неизвестных». Я работаю в Институте давно и всех знаю в лицо. Значит, вы предполагаете, что убийца мне неизвестен?
— У вас мужская логика, — улыбнулся Дронго.
— Это виновата моя работа, — без тени улыбки сообщила она. — Вас интересуют еще какие-нибудь подробности?
— Если можно, еще несколько вопросов. Как вы думаете, почему убили Хохлову?
— Полагаю, на сексуальной почве. Очевидно, кто-то из мужчин, который не сумел добиться ее расположения. Иногда в жизни такое случается.
— И вы думаете, что мужчина может таким вот странным образом добиваться своей цели?
Она с интересом взглянула на него. Снова едва заметно улыбнулась.
— У вас интересная манера вести беседу. Но я не считаю себя специалистом по части мужчин. Мои интересы лежат несколько в другой области. Но на ваш вопрос я отвечу. Мужчина, по-моему, способен добиваться цели любым способом. Как и женщина. И это, наверное, нормально. Биологические законы диктуют поведение индивидуумов.
— Поведение Хохловой могло спровоцировать кого-то из мужчин?
— Я этого не говорила. Но могу предположить, что она знала своего убийцу.
— Некоторые считают, что убийцей был Павел Мовчан. Вы его хорошо знали?
— Вообще не знаю. Но в лицо я бы его узнала. Он был нашим охранником, и я с ним никогда не разговаривала.
— Вы в тот вечер находились в своем кабинете?
— Кажется, да, но точно не помню. Впрочем, нас допрашивали на следующий же день и проверяли по минутам, где и кто был в момент убийства.
— И где были вы?
— Здесь, в основном здании. Остались два сотрудника моего отдела, с которыми мне нужно было разобрать некоторые бумаги.
— Кто именно?
— Фортаков и Зимин.
— Они были у вас в кабинете?
— Не совсем. Сначала в их, потом в моем кабинете. Мы работали примерно до семи вечера, а потом вместе ушли. Мы даже уехали вместе с Фортаковым. Мы с мужем его подвезли.
— Их фамилии есть в нашем списке? — спросил Дронго, доставая список.
— Есть, — кивнул Сыркин, — их обоих допрашивали. Зимин дважды разводился, так этого несчастного мучили в прокуратуре три часа. Они почему-то считали его особенно неблагонадежным.
— Специалисты, — презрительно сказала Фирсова.
— А почему неблагонадежным? — заинтересовался Дронго.
— Так ведь он два раза разводился, — повторил Михаил Михайлович, — значит, не способен ужиться с женщинами. Ну а раз у него такой характер, то он вполне мог… Во всяком случае, что-то подобное.
— Интересно, — засмеялся Дронго, — не знал, что частые разводы могут повлиять на отношение к человеку правоохранительных органов. Очень интересно. И последний вопрос: как вы считаете, маньяк- убийца мог быть сотрудником вашего института?
— Не знаю. Не мне судить. Но думаю, что нет. Однозначно ответить я не могу. Для этого у меня мало фактов.
— Спасибо, — Дронго поднялся, — извините, что отняли у вас время.
— Ничего. Это было даже интересно, — сказала она.
Когда они вышли, Сыркин не удержался от оценки.
— Сильная женщина. А я, кажется, дал маху с этим Зиминым. Она ведь тоже два раза замужем. Но у нее случилось такое несчастье.
— Во-первых, она не была разведена. А во-вторых, это чистой воды идиотизм подозревать мужчину в женоненавистничестве только на основании двух его разводов. Скорее наоборот, он истинный ценитель женских достоинств. Ищет истину. Свой идеал.
— Это вы скажите Левитину, — пробормотал Сыркин. — Видели бы вы, как он мучил бедного Зимина.
— Он сейчас в институте?
— В Новосибирске, в командировке. Вообще у нас сейчас средств почти нет на командировки. Но, как только немного появилось денег, мы сразу отправили его в Новосибирск, подальше от этого жуткого Левитина.
— Когда он должен вернуться?
— Через три дня. Если хотите, поговорите с ним.
— Если к тому времени в этом еще будет необходимость, — загадочно произнес Дронго.
Они спустились по лестнице на второй этаж. Пройдя немного по коридору, Сыркин открыл дверь. На этот раз он не стучал. В большой комнате, выходившей окнами на другую от проходной сторону, сидело человек десять женщин, работавших в белых халатах. Дронго заглянул внутрь. Типичная обстановка больших и бедных научных коллективов конца девяностых.
— Раиса Асафовна, — окликнул одну из женщин Михаил Михайлович.
Сидевшая за первым столом женщина подняла голову, взглянув на него своими раскосыми, настороженными глазами.
— Здравствуйте, Михаил Михайлович, — проговорила женщина. — Зачем я вам понадобилась?
— Не могли бы вы выйти в коридор, — попросил Сыркин.
Женщина вышла вслед за ним. В конце коридора, у большого бокового окна, их ждал Дронго. Это окно как бы разделяло две части здания пополам и освещало весь коридор.
— Наш эксперт хочет задать вам несколько вопросов, — кивнул на Дронго Михаил Михайлович.
— Да, пожалуйста, — как-то испуганно произнесла женщина. Ее испуг заметил и Сыркин.
— Не волнуйтесь, — сказал он, — и не нужно переживать. Мы все знаем, что вы не виноваты.
— Меня все время подозревают, — тихо произнесла женщина.
— Почему? — спросил Дронго.
— Мы с ней поспорили в тот день, — объяснила Сулахметова. — Она должна была принести нам данные технического отдела и забыла вовремя это сделать. Без них мы не могли закончить работу. Поэтому я позвонила и напомнила им об этих данных. Она прибежала сюда и устроила мне скандал: мол, я специально наябедничала Зинко-ву. И все об этом знали.
— Ну, если за это убивать человека, то тогда в трудовых коллективах у нас шли бы гладиаторские побоища, — пошутил Дронго, желая ободрить женщину. — Никто вас не подозревает. Я только хотел задать вам несколько вопросов. Вы были в тот вечер на территории института?
— Да, я немного задержалась из-за Хохловой. Но потом она принесла все данные, и я быстро закончила работу.
— Когда закончили?
— Минут двадцать седьмого.
— Вы были одна?
— Да, я осталась одна.
