щелочки. Он только открыл рот, но подполковник вырвал у него паспорт из рук.
— Дипломатический! — воскликнул он. — Совсем спятили. Неприятностей захотели?
— Он мошенник, — заявил Лысаков, презрительно искривив рот, — небось фальшивый паспорт. Карточка вклеена. Откуда у такого типа дипломатический паспорт?
— Действительно, откуда? — принял его игру подполковник.
— Посмотрите, — снова взял паспорт Лысаков, сковырнул фотографию, обрывая ее на половине, — это не его паспорт, карточка наклеена не так, — торжествующе захохотал он.
Теперь Дронго уже ничего не могло спасти. Но тут раздался телефонный звонок городской линии связи. Глядя Дронго в глаза, Лысаков поднял трубку.
— Слушаю, — сказал он зло.
— Добрый день, Лысаков, — услышал он знакомый голос адвоката Любомудрова, — вы не знаете, куда исчез мой помощник? Говорят, он зашел к вам и еще не выходил. Я вот тут собирался звонить начальнику управления, попрошу, чтобы он поискал его в вашем кабинете. И учтите, если с ним что-нибудь случится — про камеру в отеле будет знать и прокурор, и ваша служба безопасности. Машина стоит у здания управления. Если через пять минут он не выйдет из здания, я звоню прокурору. Кстати, у него дипломатический паспорт, и я гарантирую вам очень крупные неприятности. Всего хорошего.
— Подождите, — выдохнул Лысаков тяжело дыша, — подождите, — сказал он, глядя на подполковника, — я сейчас как раз с ним разговариваю.
— Значит, у вас есть ровно пять минут, — сказал Любомудров решительно и повесил трубку.
Лысаков и подполковник переглянулись. Дронго понял, что произошло невероятное. Он, кажется, спасен.
— Паспорт настоящий, — сказал вдруг Лысаков, глядя на подполковника, — звонил Любомудров. Он говорит, что паспорт настоящий.
— А он откуда знает? — разозлился подполковник.
— Знает, — пожал плечами Лысаков, — обещает позвонить прокурору и начальнику управления.
— Вечно у тебя какие-то дурацкие проблемы, — раздраженно бросил подполковник и, резко повернувшись, вышел из кабинета. За спиной у него сильно хлопнула дверь.
— Вот твой паспорт, — Лысаков протянул документ Дронго, а когда тот потянулся за ним, швырнул паспорт на пол. Едва Дронго наклонился, чтобы поднять документ, Попов ударил его по спине. Дронго упал. Попов дважды ударил его тяжелым ботинком в живот, после чего повернулся и вышел из кабинета. За ним, пнув лежащего, вышел и его коллега.
— Оклемался? — почти дружелюбно спросил Лысаков. — Бери ксиву и проваливай отсюда.
Дронго встал, поднял паспорт, аккуратно положил его в карман, стряхнул пыль с брюк и, обращаясь к Лысакову, спросил:
— И все-таки откуда ты знал про камеру?
— Убирайся! — взревел майор. — Вон отсюда! Иначе пристрелю как собаку.
— Я позвоню завтра утром, — усмехнулся Дронго, ощущая на губах соленый привкус крови, — если передумаешь, мы спокойно поговорим. Или лучше зайти через денек?
— Ты покойник, — убежденно сказал Лысаков, — тебя убьют сегодня или завтра. Ты уже покойник. Неужели не понял?
— А ты живой? — спросил Дронго. — Думаешь, тебе простят твою промашку? Камеру убрали сразу после убийства. А провода остались. Ты должен был их аккуратно убрать, но не сделал этого. Так все было или не так?
Лысаков смотрел в глаза наглецу, едва сдерживаясь.
. — Про камеру знают уже многие, — сообщил Дронго, — лучше бы ты мне сам все рассказал. Я не прощаюсь, майор.
И вышел из кабинета, плотно закрыв за собой дверь. Лысаков тяжело опустился на стул. И почти сразу поднял телефонную трубку, приказав Попову вновь зайти к нему. Его бессмысленный взгляд уперся в одну точку. И тут снова зазвонил телефон.
День третий
Он вышел из здания управления милиции и сразу же увидел «БМВ» и Ильина за рулем машины. Дронго подошел, сел рядом и, лишь когда автомобиль отъехал от здания милиции, сказал:
— Молодцы, ребята. Сработали хорошо. Я не предполагал, что мой визит к Лысакову может быть столь опасным.
— Когда я позвонил Викентию Алексеевичу и рассказал, куда вы пойдете, он очень встревожился и сразу же попросил меня вернуться в управление. А сам стал искать телефон Лысакова. Выяснилось, что он знал майора достаточно давно. Викентий Алексеевич считал, что это не тот человек, с которым можно договариваться. Очевидно, у него были свои соображения. Именно поэтому я и приехал сюда, а он позвонил Лысакову, предупредив его о возможных последствиях.
— Вовремя позвонил, — вздохнул Дронго, — еще минута — и меня отправили бы в камеру, откуда не смог бы вытащить даже сам министр внутренних дел.
— Он что-нибудь вам сказал? — спросил Ильин.
— Ничего. Не стал даже разговаривать. Сразу перешел к угрозам. Собственно, я ожидал нечто похожее, но такая агрессивность свидетельствует скорее о его неуверенности. И все равно мне нужно с ним встретиться еще раз.
— Вы опять пойдете к нему в управление? Он вас просто убьет. Пристрелит в своем кабинете.
— Именно поэтому следующую встречу нужно организовать в другом месте. Не волнуйся, Андрей, я не собираюсь подставлять свою голову. Мне надо знать, откуда ему известно про камеру. Если ему приказали ее изъять, то кто именно приказал? Если камерой занимался другой человек, откуда Лысаков знал о ней и почему приказал Коптевой никому не рассказывать о проводах, которые были видны под картиной?
— И вы думали, что он расскажет? — удивился Ильин.
— Конечно, нет. Мне было важно выяснить его реакцию на мои вопросы, его поведение могло о многом рассказать.
— А теперь, что теперь вам известно? — усмехнулся Андрей. — Или опыт общения с милицией отбивает всякую охоту к размышлениям?
— Не отбивает, — серьезно ответил Дронго, — это смотря какая милиция. Я не отношусь к тем идиотам, которые считают милицию или госбезопасность созданием тоталитарного государства, предназначенного для подавления инакомыслия. Во все времена и во всех государствах нужны были правоохранительные органы, регулирующие отношения между людьми и государством. Я очень уважаю труд многих тысяч честных офицеров, которые рискуют своей жизнью и подставляют себя под пули и ножи бандитов. Возможно даже, что Лысаков неплохой оперативник. У него довольно быстрая реакция, умение мгновенно оценивать ситуацию. Наверно, неплохая агентура.
— Это можно сказать о любом оперативнике, — разочарованно протянул Андрей.
— Не думаю, что о любом. Но если конкретно о нашем деле, то мне удалось составить довольно четкое представление о нем по поведению Лысакова. Во-первых, он, конечно, знал о фотокамере, и Коптева нам не соврала. Это было ясно по мгновенной реакции Лысакова. Во-вторых, ясно, что он имел непосредственное отношение к самой камере. Он готов был меня пристрелить или упрятать в тюрьму, только бы слух о камере не распространялся. Это естественная реакция человека, который лично причастен к подобному преступлению. Если бы он просто знал о существовании камеры, то наверняка не стал бы настаивать на моем немедленном задержании. Но он хотел любым способом меня остановить, засунуть в тюрьму, даже готов был изорвать мой дипломатический паспорт. И, наконец, третий момент. Если я правильно понял, то человека, отдавшего ему приказ об установке и снятии камеры, он очень боится. И мы можем в будущем сыграть на этом страхе Лысакова.
Ильин обернулся назад, нахмурился и резко повернул машину в левый ряд, пристраиваясь за идущим впереди джипом. Затем сказал:
