из-под печи в курятник. В позапрошлом году здесь жили петух и две наседки с цыплятами. Половину цыплят Вдовый раздал соседям и знакомым на развод, вторую половину ястреб перетаскал, петух погиб в поединке с соседским, одна курица умудрилась выскочить со двора и попасть под колесо проезжающей мимо телеги, а последнюю хорек задавил. Теперь черный петух был единственной живностью во дворе, поэтому домовой пересчитывал его каждый день и несколько раз ночью. Обычно домового злил первый крик соседских петухов в конце ночи, который сообщал об окончании времени нечисти, о том, что пора прятаться от людей, а вот крик своего петуха, звонкий, хоть и не окрепший, радовал. Домовой довольно крякал: «Эк!» и приговаривал: «Знай наших!». Он был уверен, что со временем петух возмужает и будет кричать громче и солидней, затмит всех соседей. Поэтому домовой раскопал в углу сарая свой клад – горшок с просом, припрятанный на черный день много лет назад, – и скормил зерно петуху. Угощение понравилось, и петух перестал дергать головой, когда его пересчитывали: домовой ведь считает дворовую живность по головам.
В пятницу ночью в курятник зашел Сысой Вдовый. Домовой спрятался, чтобы не испугать хозяина. В потемках Сысой на ощупь нашел петуха, схватил за крылья и понес в дровяной сарай. Там он, осторожно передвигаясь в темноте, добрался до дубовой колоды, на которой рубил дрова. На колоде лежал топор. Сысой взял его, а на колоду положил бьющегося петуха. Хоть и бил топором в темноте, снес голову птице одним ударом. Петух, брызгая кровь во все стороны, продолжал дергаться, пока Вдовый не шмякнул тушку о колоду. На ощупь Сысой нашел на земле отрубленную петушиную голову и отнес ее в курятник, положил в старую корзину с трухлявой от старости соломой, в которой раньше неслись куры. Взяв прислоненные к сараю весла, пошел на улицу.
Когда за хозяином закрылась дверь курятника, домовой на всякий случай пересчитал петуха. Голова была на месте, и у домового отлегло от сердца. Ночной визит хозяина не предвещал ничего хорошего, домовой заподозрил, что сейчас убьют птицу. Он бы ни за что не простил этого, мстил бы так долго, пока не надоест. Поскольку утеха его не пострадала, домовой подумал, не стащить ли для петуха зерна в соседнем дворе? Не решился, поскольку за такие дела можно остаться без бороды, причем выдергивать ее будут по одной волосинке все домовые посада, которые успеют до первых петухов прибежать на зов пострадавшего домового. А без бороды ходить неприлично, пришлось бы сидеть под печью не только днем, но и ночью, пока не вырастет новая.
Сысой Вдовый с безголовым петухом в левой руке и веслами на правом плече подошел к Поскотинским воротам посада. При свете ущербной луны он увидел стражника, который сидел на бревне у стены возле ворот. Копье он держал прижатым двумя руками к груди, а голова упала на грудь. Рыбак понял, что стражник задремал. Сысой почти круглый год, за исключением сильных морозов и глубокого снега, ходил босой. Шагов рыбака стражник не услышит, даже когда вплотную подойдешь, а застукаешь его спящим, разгневается и не выпустит из посада. Поэтому Вдовый отошел назад, в темноту у забора, по которому и стукнул веслами как бы случайно.
Стражник встрепенулся, завертел головой, пытаясь понять, кто шумел.
Рыбак вышел из темноты к воротам.
– Это ты, Сысой? – спросил стражник.
– Я, – ответил Вдовый.
– Куда это тебя нелегкая несет?
– Да вот надо водяного ублажить, чтобы с уловом был весь год, – ответил рыбак. – Приготовил ему петуха черного.
– Это надо, – согласился стражник, с лязгом выдвинув засов, закрывавший калитку в воротах. Выпустив Вдового из посада, пожелал: – Удачи тебе!
– Спасибо!
– Спасибо в карман не положишь! – пошутил стражник. – Если год будет уловистым, угостишь рыбкой.
– Обязательно, – пообещал рыбак.
Сысой Вдовый и без напоминания дал бы стражникам рыбы даже в плохой год, потому что часто шел на рыбалку или возвращался с нее ночью, а от них зависело выпустить-впустить его или нет. И вообще, он не умел отказывать людям. Кто бы что ни попросил, в долг или без возврата, Сысой всегда отдавал. Поговаривали, что он и жену с детьми так отдал смерти: та в шутку спросила, думала, откажет, как все делают, а Сысой согласился. Смерть от удивления пожала плечами и забрала всю его семью. Это была одна из причин, почему он до сих пор ходил во вдовцах. Вроде бы работящий мужик, не злой и не старый, только недавно за тридцать перевалило. Понятно, девки его чурались, потому что на тот свете души супругов соединяются и вторая жена останется без пары, но на посаде вдовых баб было чуть ли не больше, чем замужних, но ни одна из них не решалась выйти за Сысоя. Жить в нищете да еще и бояться, что тебя в любой момент смерти отдадут, – нет, лучше остаться вдовой. Поэтому и дали ему прозвище Вдовый.
Лодка Сысоя стояла на берегу реки, на цепи, обведенной вокруг ствола дерева и замкнутой на замок. Всю зиму она пролежала на берегу вверх дном, а когда с реки сошел лед, рыбак законопатил ее, просмолил по-новой и подтащил к воде. Завтра он собирался первый раз в этом году поставить сети. Вода еще не прогрелась, на хороший улов рассчитывать не приходилось, но даже несколько рыбешек помогли бы переждать до лучших времен.
Сысой отомкнул замок, закинул цепь в лодку, положил в нее весла, оттолкнул от берега и запрыгнул сам. Он погреб к глубокому омуту чуть ниже посада. Реки он знал, как свои пять пальцев, и даже в темноте безошибочно, по едва заметным силуэтам берегов, мог определить, где находится. Перед омутом он перестал грести, лодку сразу начало разворачивать бортом к течению. Проплывая над омутом, Сысой Вдовый опустил в воду безголового петуха и произнес заклинание:
– Вот тебе, дедушка-водяной, гостинец с весной! Люби нас да жалуй: чтоб дождь был вовремя в поле и рыбы в неводе вдоволь!
Ниже по течению вскинулась огромная щука и с шумом упала в воду, подняв волны. Лодку рыбака покачало на этих волнах.
– А больше у меня ничего нет! – крикнул Сысой в ту сторону, где плеснулась рыба, решив, что жертва показалась водяному слишком маленькой.
Рыба больше не плескалась, поэтому рыбак огорченно вздохнул: угробил птицу зазря. Он развернул лодку против течения и погреб к посаду. Обратная дорога была намного труднее, потому что отвык за зиму махать веслами.
Впереди послышались всплески весла – кто-то плыл навстречу. Сысой Вдовый перестал грести, развернулся к носу лодки, чтобы посмотреть, кому еще не спится ночью. Это была узкая короткая одноместная лодка-долбленка. В ней сидел и греб одним веслом грузный низкорослый мужик с непокрытой головой. Хотя лицо его разглядеть в темноте не удавалось, Сысой был уверен, что не знает этого человека. Встречный перестал грести и поздоровался:
– Доброй ночи, Сысой!
– И тебе доброй ночи! – ответил рыбак, перестав грести. Теперь обе лодки, развернувшись боком к течению, рядышком медленно плыли вниз. – А ты откуда меня знаешь? Что-то я тебя не припомню.
– Забыл, значит?! – насмешливо произнес мужик в долбленке. – На свадьбе у тиуна кукушкинского мы с тобой рядом сидели.
– Так это когда было! – сказал в оправдание Сысой.
– А ты что, рыбу ловишь? – перевел разговор мужик. – Вроде бы рано еще, вода холодная.
– Рано – не рано, а когда есть нечего, будешь в любое время ловить, – тяжело вздохнув, ответил Вдовый. – Завтра сети поставлю, а сегодня водяному жертву приносил. Зря петуха извел, мал он показался водяному.
– С чего ты взял?
– Я на речке всю жизнь провел, знаю, когда ему нравится, а когда нет. Если щука возле борта всплеснулась – не к добру это.
– Много ты знаешь, – насмешливо произнес мужик. – А петух у тебя, действительно, последний был?
– Вот тебе крест! – перекрестился рыбак.
Мужик дернулся, будто его кнутом стегнули.
