никогда река не держала…»
…и, что-то весело напевая, матушка Маллен и Китт с трудом вытаскивали из-под навеса огромную жестяную бочку, чтобы подставить ее под щедрый дар неба. Бочка была сильно помята, так что катить ее было весьма затруднительно. Мокрые белесые пряди облепили лица матери и дочери, одежда их вымокла до нитки, но захлебываясь беспричинной радостью, обе не обращали на это никакого внимания…
Неожиданно сильная рука оттолкнула Китт в сторону.
– А ну уйди, – Ярт навалился на бочку, и та, покачнувшись, сразу стала в нужное положение. – И чтоб я больше никогда не видел, как ты тяжести ворочаешь – не бабское это дело! Поняла, сестрица?
«Движенье от Братства до родства, от Дня всех Святых до Рождества, цветы и руины торжества в декабрьской стуже – и ноты сошлись в один узор, и в полночь явился дирижер, и все мы обратили к нему взор и стали послушны. Он пел – и мы молились на него, он пел – и мы плевали на него, он пел – и мы не знали никого, кто был его лучше!»
…и, пытаясь перекрыть шум льющейся воды, молодой Степной Волк по имени Гурд кричал в лицо начальнику гвардии Залов:
– А я говорю – никакого гонца с желтым флагом не будет! Я не стану поднимать степь в погоню за этими людьми!
– Это еще почему?!
– Хотя бы потому, что отец обещал отлучить меня от рода, если я причиню хоть какое-то зло госпоже Лигнор!
– Утугэль убит пять дней назад на Соляном Тракте – теперь глава рода ты! Или в двадцать лет у тебя нет своей головы на плечах?
– Мне не сравниться мудростью с отцом, но я Степной Волк, как и он! Верность роду и данному слову для меня выше приказов всяких forass!
– За скотину ответишь, ты, степной кобель! – начальник гвардии побагровел. – Лорд Залов, значит, для тебя скотина, а эта потаскушка – госпожа?!
– Она не то, чем ты ее назвал! И не мешало бы тебе, зовущему себя лордом, поучиться у нее учтивости! Для тебя мы, весь народ степей – только сторожевые псы, а для нее люди! И пусть покарают меня Луна и Великий Волк, если я приму твою сторону против нее!
– Да пошел ты туда, откуда все мы вышли! – так и взвился начальник гвардии. – Не поднимешь ты – поднимет Каюлгадж, обойдусь без тебя – но ты у меня еще попляшешь! В следующий раз хорошенько подумаешь, прежде чем…
– Каюлгадж тоже не будет поднимать степь, – твердо сказал Гурд и громко свистнул.
– А он-то почему?
– А вот почему, – и Гурд резко скомандовал явившимся на свист троим лохматым и остроухим сородичам Лэрра: – Взять!
«Сними пальцы с проводов и струн – все песни расходятся к утру, строка отлетает на ветру и меркнет в рассвете… Тела, заплетенные в любви, сорта драгоценнейших из вин, крестил сероглазый херувим ударами плети. Хэй, вы! Задержите новый год, часам указав обратный ход! Он спел, спрыгнул с берега на лед – и стал незаметен…»
…и, прислушиваясь к плеску дождя над головой, в подвале с выбитыми окнами лежали на старом одеяле Висару и Даммис.
– Королева пришла в свой город, – тихо сказала Висару. – Но люди не признали ее – и она снова ушла. Так нам всем и надо. Теперь радость опять уйдет отсюда…
– Она оставила нам лестницу, – возразил Даммис. – Ты же слышала, как она сказала: «Играйте на ней всегда, когда не будет нас»?
– Но ведь их, наверное, уже никогда не будет…
– Значит, мы станем на их место. Город уже привык каждый вечер в шесть часов быть на лестнице – не нам отучать его от этой привычки.
– Страшно, – прошептала Висару. – А если и нас… как их, как тогда Иэна?
– Ну и что? Смерти же нет. Мы просто уйдем отсюда, а на наше место встанет еще кто-то. Тот же Подвальный Змей, те же Лэки и Ларсет… Если не будем бояться мы – и они повылезают из нор, потому что это нужно городу. И кроме лестницы, будут и другие места…
Они снова замолчали, и снова тишина утонула в плеске дождя…
– А давай порепетируем прямо сейчас, под дождь, – вдруг предложил Даммис. – Где твоя гитара? Мне кажется, если мы будем сейчас играть, может получиться что-то совершенно запредельное.
– А давай, – согласилась Висару. – Только, Даммис…
– Что?
– Сначала поцелуй меня…
«Он пел – и строка его текла печально, как черная река, звеня, рассыпались зеркала на лица и блики, и время качало головой, летая задумчивой совой над тем, кто нашел какой-то свой путь в мудрые книги. Огонь обжигал его уста, гитары сухая береста пылала – и в запахе костра мне слышались крики…» (Слова Висару Жель на старую мелодию Иэна Дорсета – «Посвящение Безумцу».)
…и, клубясь белым паром, распространяя вокруг себя противный запах мокрой гари, медленно остывали почерневшие развалины того, что еще прошлым утром горделиво возвышалось над Кармэлем и звалось Залами Ночи. Эпоха владычества Райнэи на глазах делалась прошлым, даже если кто-то еще не был готов это признать…
Не бойся дождей, Кармэль!
– Ты все-таки уходишь?
Я аккуратно складываю вещи перед тем, как затолкать их в сумку. Бесполезное, конечно, занятие – в такой тесноте они все равно помнутся, так что это своего рода ритуал, означающий, что этот дом я покидаю не в спешке, не в обиде, а обдумав все, с полным уважением к хозяевам… то есть к Хозяину.
– Есть ли хоть что-то, что может изменить твое решение?
Он сидит в кресле, вполоборота ко мне – лица не видать, на него падает тень, а голос почти спокоен… знаю я это «почти».
– Ты же сам знаешь, Джейднор, что нет.
– Мне будет очень не хватать тебя, моя Королева.
– Мне тебя тоже, Лорд. Но я должна, – ремешок на сумке затягивается с трудом – так я ее набила. Даже не подозревала, что у меня здесь столько барахла, как бы опять пряжка не отлетела… – Рэссла вирз, я ведь за последние годы изрядно подзабыла это слово – «должна»!
Поворачивается. Глядит в глаза. Нежно-нежно берет за руки.
– Послушай… Ведь это предрассудок – насчет Нездешних и смертных… Ты Помнящая, это уравнивает тебя с нами – а я люблю твою душу, и не так уж важно, в какое тело она облечена. Твоей силы хватит даже на то, чтобы выносить моего ребенка, ты же сможешь принять и удержать лунную плоть на время родов…
– Дело даже не в том, что я смертная… Знаешь старую сказку о том, как пальма полюбила лилию? Так вот, в садах Эсхара, у Пэгги, растут древовидные лилии. Вроде бы и живут триста лет, и ствол у них, а не стебель… вот только и на таких лилиях никогда не вырастут ни орехи, ни финики!
Он отводит глаза.
– Я Огонь, Джейднор, а в основании Башни должно лежать Камню. Ты сам это знаешь, и потому незачем рубить хвост в несколько заходов. Ищи себе ту, чье место – подле тебя, а мое место на пыльных дорогах мироздания. Может, еще встречу кого-нибудь, кто пожелает идти по ним со мною, – я резко поднимаюсь на ноги и вскидываю на плечо сумку.
– Но куда бы ни завели тебя эти дороги – знай, что в Башне Теней всегда тебя ждут.
Вот так – коротко и ясно. Даже не поднялся из кресла. Правильно, долгие проводы – лишние слезы, как
