пыли, заплатой темнеющее на небе:
— Сталинград.
Крылатое слово летело по рядам от колонны к колонне. Словно свежим ветерком пахнет на людей — и усталости как не бывало. Под эту призывную песню, в которой было только одно слово, шли пехотные дивизии, танки и, покачиваясь на ухабах, катились по дорогам пушки всевозможных калибров и конструкций.
Селиванов оказался прав: ночью они работали с Нор-киным на одной переправе, перевозили в город бригаду морской пехоты. Шурша новеньким зеленым обмундированием, подошли к катерам десантники и деловито расположились на палубах и в кубриках. Все шло как обычно, но вдруг к Селиванову подбежал матрос и доложил:
— Товарищ лейтенант, десантники раздеваются.
— Как раздеваются?
— Обыкновенно. Снимают с себя зеленое, и все. Селиванов вызвал к себе командира взвода и набросился на него:
— Почему раздеваетесь? Утонуть боитесь? До вас тысячи перевезли, а тут свои моряки и…
— Чего ты меня агитируешь? — а свою очередь вспылил командир взвода. — Смертью нас не пугай! Пуганые!
— Так в чем же дело?
— Головой думать надо! На какой леший нам зеленое? Все у нас есть свое, так зачем новое обмундирование изводить? Чуешь?
— Чуять-то чую, но зачем вы тогда его получали?
— А что бы ты сделал на нашем месте? Нам так и сказали, что не видать нам фронта, как своих ушей, если не снимем робу!.. При такой постановке вопроса хоть в девичье платье залезешь! — зло закончил командир взвода.
Фашисты встретили катера шквальным огнем. Много ночей проработал Селиванов на переправах, но такого еще не видал. Не успеет осесть один водяной столб, а рядом с ним уже подымается другой. Пляшущей стеной они встали между катером и городом. Идти сквозь нее? Конечно, есть шанс проскочить, но вероятность этого так мала, что и рисковать нет смысла. Селиванов в нерешительности взялся за ручки машинного телеграфа и сбавил ход.
Из темноты вынырнул катер Норкина. Леня видел даже сутулую фигуру Михаила, который стоял перед рубкой. Норкин, видимо, тоже искал брешь в стене разрывов, так как не спускал с нее глаз.
Вот он крикнул что-то в рубку, и оттуда тотчас вылетела зеленая ракета. Не успела она упасть в воду, как появился полуглиссер. У самых всплесков он круто развернулся и понесся вниз по течению, распустив за кормой пушистый хвост дыма.
А катер Норкина уже был рядом.
— Селиванов! — крикнул Михаил. — Спускайся со своим катером ниже дыма и крой напрямик! Я обойду его с другой стороны! Ясно?
— Добро! — ответил Селиванов…
Теперь он понял замысел Михаила. Ничего сложного: дымовая завеса маскировала катера, а самое главное — приковывала к себе внимание фашистов.
«Почему я не мог принять такого решения? — подумал Селиванов и тут же успокоил себя: — У меня нет полуглиссеров».
Даже когда катер обогнул дымовую завесу, по нему не открыли плотного огня. Словно случайно упало невдалеке несколько мин, но зато перед завесой все было по-прежнему.
— Капитан-лейтенант точно рассчитал, — услышал Селиванов разговор пулеметчиков. — Поставил дым, сам ушел, а полуглиссер его и лупит сквозь дым. Панику наводит.
Действительно, временами из пелены дыма высовывался нос полуглиссера, раздавалась длинная очередь, и к берегу тянулась белая лента трассирующих пуль.
Фашисты с остервенением били по дыму, думая, что там до сих пор в нерешительности топчутся главные силы десанта.
А утром случилось несчастье. Катер намотал на винт трое и приткнулся к левому берегу в Куропаткинской
Воложке.
— Не было печали, так черти накачали! — выругался
Селиванов и швырнул изжеванный окурок в черную воду реки.
— Что прикажете делать, товарищ лейтенант? — спросил Крамарев, подходя к Селиванову. После возвращения с Дона он выпросился с полуглиссеров на тральщики.
— Загорать! — огрызнулся Селиванов.
— Погода неподходящая, — ответил Крамарев таким тоном, словно если бы не мелкий моросящий дождь, он бы не прочь полежать на солнце.
И Селиванов покраснел. Матрос подсказал ему, как должен вести себя командир, доказал, что нервы на время нужно спрятать, «сдать в баталерку», как говорили моряки.
— Понимаешь, Крамарев, честно тебе скажу: сам не знаю, что делать… Самосплавом, что ли, спускаться?
— Можно и самосплавом… А ежели самим попробовать трос распутать? Уж больно неохота тащиться на буксире…
— На буксире, на буксире! — снова вспылил Селиванов. — Что мы с гулянки возвращаемся? Пойдешь и на буксире!
Оно, конечно. На бесптичье и лягушка соловей… Только хлопцы говорят, что попробовать можно, а там видно будет…
— Без водолазов не получится.
— Надеть противогаз — и в воду.
Так родился новый «водолазный костюм». Селиванова уговаривать не пришлось. Он рассудил правильно, что если из этого даже ничего не получится, то катеру хуже не станет, а самосплавом спуститься всегда можно.
Первым в воду полез Крамарев. Он надел противогаз, а к его гофрированному шлангу присоединили еще несколько таких же. Поеживаясь, Крамарев ступил в воду. Селиванов видел, как судорожно втянулся его живот и, чтобы скорее привыкнуть к холодной воде, матрос окунулся. Его загорелая кожа подернулась синевой, стала шершавой, но он пошел вперед и скоро скрылся под кормой катера.
Из шланга со свистом вырывалось его дыхание. Прошло минут пять, и Крамарев вынырнул. Сорвав с себя противогаз он в несколько взмахов достиг берега, вскарабкался на него и запрыгал, заприседал, стараясь согреться.
— Стальной… Огторожно надо, — только и поняли из его выкриков
Когда работа подходила уже к концу, показался один из катеров отряда Норкина. Он медленно шел вниз по течению, и вода плескалась почти у самых его иллюминаторов. «Ишь, как поздно возвращается, — подумал Селиванов. — Жадный Мишка до работы. Все ушли, а он еще наверняка два рейса сделал… Подзову его к себе. Чуть что;— он и отбуксирует»
Но подзывать катер не пришлось Он сам развернулся и почти выбросился на песок метрах в двадцати от катера Селиванова. Едва матросы набросили петлю швартовых на пенек, как Норкин, стоявший в рубке у штурвала, убежал в машинное отделение.
Леня вошел на катер. Черная дыра зияла там, где обычно палуба прикрывала кубрик В кубрике тихо плескалась вода, а из нее торчали ноги матроса.
Так вот почему глубоко сидел катер в воде… Он весь как решето. Просто чудо, что дотянул до берега…
Из машинного отделения показался Норкин. Он сгорбился больше обычного.
— Где это тебя так разукрасили? — спросил Селиванов, протягивая руку.
— Там, — буркнул Норкин.
Глупый вопрос задал Селиванов. Любому было ясно, где разукрасили катер, но у Лени частенько получалось так, что он спрашивал невпопад.
