дашкесанский железняк, но этого им было мало. Русский металл они ценили высоко.
Андрей ответил, что железа и меди, а тем паче серебра у него нет, а прихода корабля он сам ждет с нетерпением. За полгода лишь два русских судна добирались до Баку, но писем от Кати они не привезли. Капитаны сказали, что собирались в плавание тайком и с якоря снимались ночью. Поступали так, дабы уберечься от лазутчиков: уж больно много шхун и шнявов было потоплено между Астраханью и Баку. Андрей расспрашивал мазуров о Кате. Они пожимали плечами, твердили: «не ведаем». Лишь боцман, у которого брат плотничал в садовой конторе, вспомнил, что видел ее. Была она, по его словам, в добром здравии, собою видна и в похвальном расположении духа.
Гулам попросил, чтобы их отвели к самым искусным мастерам. Ремесленники покосились, сказали, что у них все оружейники и медники — умельцы, потом зашептались и показали на крайний в городе дом.
Возле ключа, бившего тугой серебристой струей, дорога упиралась в забор. Натянув поводья, Гулам с досады пробурчал:
— И спросить не у кого, как проехать!..
Андрей кивнул в сторону женщин, мывших у родника посуду.
— Вай-мэ, ты хочешь, чтобы нас побили камнями! — всплеснул руками Гулам.
Женщины были в чадре, уродовавшей фигуру, закрывавшей лицо. Их всех можно было принять и за старух, и за девушек. Вспыхивали, сверкали отраженные в воде медные кувшины, казаны, сехенги. Но вот Андрей заметил, как чьи-то тонкие пальцы приподняли край покрывала, и в дрожащем зеркале-лужице возникло мягкое чистое лицо с большими глазами и вычурным рисунком бровей.
— Скажи, куда нам ехать, красавица! — не сдержался он.
Задернулся полог чадры, девушка сжалась, стала такой же, как все.
— Ты с ума сошел! — не на шутку испугался Гулам.
А девушка осмотрелась и торопливо сказала:
— Сверните к горе и от виноградника — прямо.
Незнакомка чем-то напоминала Катю: статной ли осанкой, смелостью, напевной речью…
Андрей проводил ее взглядом и, нащупав на груди медальон, вздохнул.
— Рассказать тебе, что сделали в Шихово с одним искусителем?
Почему-то все назидательные и озорные истории у Гулама происходили в Шихово.
— Валяй, послушаю твою баутку, — безучастно сказал Андрей.
— Ладно, пощажу тебя. Тем более, что в Шихово ничего особенного не случилось: соблазнителя подбросили вверх три раза, а поймали только два раза.
Закир-уста, к которому направили Андрея и Гулама, вытаскивал из горна вишнево-красные болванки и быстро клал их на почерневшую наковальню. Поручив заготовки подмастерьям, стоявшим подле него с молотками, он вытер руки о фартук и сказал приезжим:
— Рад видеть вас.
Андрей подошел к повозке, скинул с машины рогожу. Полюбопытствовал, как отнесется Закир-уста к механизму. У мастера в глазах метнулись искорки, задергались кончики усов. Не остался равнодушным. По Томскому заводу Андрей знал, что если есть у человека в глазах огонек, то и в груди есть жар. Понравился ему Закир-уста.
— Твое железо отдает нефтью и гарью. Ты подрываешь им крепости? — Мастер говорил медленно, растягивая слова.
— Эта машина не для войны. Она человеку в помощь, — ответил Андрей.
— Пусть будет так, — сказал Закир-уста.
Андрей вынул обломок металла, спросил, не возьмется ли мастер отлить новую крышку и поршень, показал чертеж.
Мастер молчал.
— Работа тяжелая, но я в долгу не останусь, — сказал Андрей.
— Я стар, глаза мои устали… — нахмурился Закир-уста.
— Мы будем вечными твоими должниками, уста. И дети наши запомнят твое имя. Очень просим тебя, — вмешался Гулам.
— Но я слишком занят…
— Сделай милость, не откажи. Никому, кроме тебя, эту работу не сделать, — упорствовал Гулам.
— Я посмотрю… — уже другим тоном произнес мастер.
— Машаллах! Золотые руки дороже золота! — воскликнул Гулам. В отличие от Андрея, он сразу раскусил, что мастер любит похвалу.
— Возвращайтесь домой. После новолуния получите то, что заказали, — сказал Закир-уста.
— Будешь из-за нас в Баку ехать, кузницу оставишь? — удивился Андрей.
— Мы повезем в Баку много посуды…
От задатка Закир-уста отказался, сказал, что его сыновья, заехав на Биби-Эйбат, получат с Андрея сполна.
Андрея тянуло снова встать у горна, подышать раскаленным воздухом печи, самому приготовить из земли формы для литья. Но он понимал, что ремесленники, укрывшиеся ото всех в горах, не пустят чужого в свой цех.
Заночевали в Лаиче, а утром собрались в путь.
— Лучше оставайтесь, вьюга идет, — предостерег их конюх караван-сарая.
— Послушай его. Смотри, как небо затянуло! — сказал Гулам.
— Застрять здесь мало радости. Поспешим. — Андрей боялся за шахту.
Похолодало. Темными и плоскими стали горы, гребнем выступавшие впереди. Снег на них дымился, синел.
Вблизи от ущелья задул ветер.
— Завалит нас на перевале — шахту в снегу начнешь рыть? — брюзжал Гулам.
— Да ну, ветер разгонит облака! — сказал ему Андрей. Но сам с тревогой смотрел на морозный туман, сползавший в ущелье.
На подступах к перевалу снежная крупа колола щеки, слепила глаза. Ветер пронизывал насквозь, перебивал дыхание. На распутье замело дорогу, и они не знали, куда ехать. «Проклятые крестцы![18] — мысленно выругался Андрей. — Говорят же, что распутье — притон нечистых духов».
— Эх, до Шемахи бы доехать, а там спокойно будет! — убеждал себя Гулам.
Андрей встряхнул овчину, накинул ее на плечи Гулама.
— Возьми себе, — отодвинулся Гулам.
— Будет тебе… Я привычный, в снежном краю вырос. — Андрей заставил его надеть доху.
За изгибом дороги, версты через две, начинался перевал. Колеса скрипели на снегу, утопали в сугробах, буксовали на тонкой наледи. Повозку едва не занесло над бездной, и Гулам, обратив к Андрею побуревшее, мокрое от снега лицо, выдохнул:
— Повезло…
Дорога сужалась, вползала в теснины. Снежная кровля свисала с гор, грозя обвалом. В белом просвете выглянула сторожка. Когда приблизились к ней, лошади повели себя беспокойно.
— Неужто волки? — привстал Андрей.
Гулам покачал головой:
— Чуют лошадей.
Из сторожки выбежали люди, приветливо замахали руками.
— Салам! — крикнул им Гулам.
В ответ мужчины вскинули ружья.
— Ложись и гони! — Андрей пригнул Гулама к сиденью.
— Стой! — неслось им вдогонку. — Стой!
Мужчины выводили лошадей, седлали их.
Андрей и Гулам успели удалиться от сторожки, но преследователи могли быстро настичь их. Гулам вовсю погонял лошадей. Пока что дорога шла под уклон, но дальше она взбиралась на кручи.