стартует «Лунник-22», очередная отработка системы возврата на манекенах. Одного из них мы заменим нашим человеком.
— Но ведь это колоссальный риск, черт побери! — рявкнул ранец с таким выражением, что Ольга вздрогнула и виновато улыбнулась. — Мы можем потерять двоих вместо одного!
— Это особый случай, Дюран. Кто-то должен рискнуть…
Помолчав, ранец заговорил деловым тоном:
— Согласен, это особый случай. Но кого вы пошлете?
— Только добровольца.
— И вы всерьез думаете найти идиота, согласного рискнуть?
— Да, — ответил Громоздов. — Я полечу сам. Думаю, Космоцентр меня утвердит.
У Ольги вырвалось непроизвольное восклицание.
— О, простите меня, Громоздоф, вы все тот же смельчак… Значит, решено… Но если вы передумаете… Помните, до посадки кабины на Луне остается восемнадцать часов.
— Будьте спокойны, Дюран, мы не передумаем. Прощайте и не забудьте быстро прислать в Космоцентр официальную телеграмму.
— Обязательно, — заверил Дюран. — Со своей стороны прошу об одном: это не должно попасть в печать… Прощайте, дорогой друг, и будьте осторожны…
Зашипев, ранец смолк.
Некоторое время Ольга молча всматривалась в лицо Алексея — она знала, что изменить его решение нельзя.
— Но если его в кабине нет? — вырвалось у нее.
— Сыграю в манекена, только и всего.
— Возьми меня вторым манекеном, — сказала она и вдруг разрыдалась.
Он ласково поглаживал ее волосы.
— Не надо, не плачь, это же невозможно, Оленька… Ты же понимаешь, второе место нужно забронировать…
Порывшись в полевой сумке, висевшей через плечо, Ольга вынула угловатый, смутно фосфоресцирующий предмет.
— Это обломок специального сплава, остаток одного из наших первых лунников, его мне дал на анализ Морев после возвращения с Луны… Возьми его с собой.
Алексей отстранил обломок:
— Я не верю в амулеты, Оленька…
— Упрямец! — сказала она. — Но ты должен вернуться!
— Я и вернусь, — пообещал он. — И привезу его…
Они возвращались рука об руку по степи, пахнущей сухой полынью, как вдруг ранец заговорил опять — это снова был Дюран:
— Слушайте, только что мы убедились, что Схеевинк наверняка находится в кабине… Я хотел предупредить вас, что отправил вам его портрет фототелеграфом. Сообщите, когда стартуете…
Еще два часа в Эль-Хаммаде
Серый бетонный купол блиндажа, врытого в землю, глядел узким окошком в жаркое, белесое небо пустыни.
Заглушив мотоцикл, парень в расстегнутой рубашке поверх коротких шорт перемахнул ногой через седло, сдвинул в сторону тяжелую дверь блиндажа и вошел внутрь.
— Ребята, новость! — крикнул он.
— Чего еще, Рене? — Долговязый техник, по прозвищу Дамми[20] погасив сигарету, небрежно швырнул ее на пол.
— В контрольной ленте Цербера есть отметка входа Схеевинка. В двадцать два часа шесть минут, поняли? И выхода тоже, в четыре двенадцать ночи…
— А я что говорил? — флегматично протянул Дамми. — Там никого нет, поняли? Голландец ловко обвел нас всех, вот и все… Никогда он мне не нравился, этот толстяк… «Слава всевышнему»! — передразнил он. — Хитро замаскировался, вечно с именем бога на устах… Ищи его теперь! Небось давно сел в Таманрассете на трансафриканский самолет! Машины-то его, наверно, нигде нет?
— Что ты болтаешь, Дамми? — строго спросил молодой араб, завтракавший за низеньким столиком. — Схеевинк хороший человек, верующий… Помоги ему аллах, где бы он ни был… С тебя он строго требовал, вот ты его и не любишь…
— Это с меня-то? — протянул Дамми. — Брось, Юсеф, уж я-то знаю всему цену. Свою работу делаю ровно на столько, сколько она стоит, понял? А святошу из себя не строю… Улететь в кабине! Что он, идиот, что ли?
— А если его там нет, зачем ему надо было подменять манекен?
Дамми воровато оглянулся и зашептала:
— Хотите знать зачем? Представьте себе, что я давно где-то здорово нашкодил… ну, скажем, ограбил банк или музей…
— Ну, представили.
— И что на мой след напала полиция. И что она подослала сюда своего соглядатая… Знаете, что я бы сделал? Провел бы его на площадку, там прикончил, труп отправил бы на Луну вместо манекена, а сам бы смылся подальше, вот и все…
— Ух и придумал! — рассмеялся Рене. — Так, может, это твоя работа? Уж очень гладко у тебя все получается. Верно?
— Верно, Рене. Надо сообщить в полицию. Слушай, Дамми, а награда за тебя назначена?
Тяжелая дверь снова откатилась в сторону, и в блиндаже появился Дюран. Трое вскочили, почтительно вытянулись. Дюран снял белый тропический шлем, отдуваясь, уселся.
— Садитесь, — махнул он рукой.
— Что нового, сэр? — развязно спросил Дамми.
Дюран иронически оглядел его самодовольную физиономию:
— Что, Дамми, работаете для «Фигаро»? Сколько они вам платят за строчку?.. Так вот, ребята. — Его тон стал официальным. — Полиция не должна ни о чем пронюхать, это может повредить Еврокосму. Никакой болтовни, — предупредил он. — Особенно вы, Дамми… И ни слова репортерам, будем Пинкертонами сами… Все поняли?
— Да, шеф, — хором ответили трое.
— Тогда вот что. В контрольной ленте нашлась еще одна отметка входа Схеевинка. Он вернулся на площадку спустя двадцать пять минут после выхода.
Лицо Дамми вытянулось.
— А больше отметок нет, сэр?
— Нет, Дамми.
— Но зачем ему надо было выходить, господин Дюран? — спросил Юсеф недоуменно.
— Трудно сказать, Юсеф. Боюсь, он пронес на площадку какой-то груз.
— Ясно, как день! — воскликнул Дамми. — Я нюхом чуял, что он за штучка! Это не груз, он кого-то провел на площадку! И дежурного сплавил, чтобы не было свидетеля! Там он того и прикончил, манекен заменил трупом и вышел без отметки. У него ведь был ключ!
— Не мелите вздор, Дамми, — устало сказал Дюран. — Никого он не убивал. Он там, в кабине.
— Но почему вы уверены, сэр?
— Вот. — Дюран помахал ключом перед носом Дамми. — Час назад ключ нашли в его сейфе. Значит, без отметки Схеевинк выйти не мог… А вознестись на небо можно только в кабине.
— Что, Дамми, проглотил? — насмешливо спросил Рене.
— Отстань! — буркнул Дамми. — Еще надо разобраться, зачем он выходил.
