Все направились к лесу. В лесу мы пересекли красный телефонный кабель, тянувшийся вправо, — соседский.
Тихо щелкают затворы винтовок и шуршат патроны, наполняя до отказа магазины винтовок и автоматов.
— Закурить бы, товарищ командир, — вздыхает кто-то.
— Держи!
Самокрутка пошла по кругу. Несмелый дымок медленно поплыл в морозном воздухе.
7
Вздрогнула земля, и с деревьев посылался снег.
Торопливо затарахтели по дороге убегавшие повозки, и из деревни, занятой немцами, донеслось пронзительное ржание раненой лошади. Все эти звуки потонули в грохоте рвавшихся в деревне снарядов.
День был безветренный, но в лесу, где мы затаились, забушевала вьюга: с визгом посыпались пули, срывая ветки, сбивая сучья, усыпая бойцов хвоей. Свистели и рвались мины, вздымая снежные вихри над верхушками деревьев, и казалось, что лес стонет.
— Не ройте носом землю, — послышался насмешливый голос Морозова.
Кто-то вскочил.
— Лежать! — приказал Морозов, отрываясь от телефонной трубки. — Надо будет — подниму!
Бойцы лежали рядом с командиром, лежали наполовину оглушенные. Хотелось поскорее в бой, а надо было ждать.
Но вот совсем рядом раздались громкие, как бы в упор, выстрелы. Звягинцев приподнялся.
— Лежать! — сказал Морозов. — Разрывными садят!
Лес наполнился треском и жужжанием. Это летели осколки. Сверху густо сыпался снег. Взрыв! И всех засыпало снегом и комьями земли.
— Санитара, — тихо приказал Морозов.
Слева из леса донеслись крики «ура», навстречу им застрекотали пулеметы.
— Эх, не выдержали срока степановцы! — посетовал Морозов. — Что ты говоришь, комиссар? — переспросил он в трубку. — Немцы бьют минами по собственным дотам у леса?.. Хорошо укрепились?.. Только рота степановцев?.. Залегли?
Неприятельские пулеметы неистовствовали. Разговор прервался. Связист убежал на линию.
— «Ольха»! «Ольха»! Молодцы, связисты, отлично работаете! Мы сейчас вышибем немцев из деревни. «Ольха», опять огонь по деревне. Двадцать! Связь, связь!
Последний связист убежал на линию исправлять кабель, разорванный минами. Время шло, связь молчала. Снова загрохотали разрывы снарядов, и, когда Морозов посмотрел на связного, тот понял, что момент настал. Несколько строк на клочке бумаги, адресованных командиру соседней части, связной спрятал на груди и повторил слова Морозова: «Соседи должны не ждать, а идти в атаку сейчас же, после артиллерийской подготовки. Морозов их поддержит».
Связной помчался. Он то падал, то бежал, петляя во все стороны и прячась за толстые ели. Он хитрил, чтобы уйти от смерти, наполнявшей лес свистом пуль, воем мин. Он бежал все быстрей и быстрей, и все же громкое «ура» соседей обогнало его.
— Ура! Ура! — неслось по лесу.
Грозный клич рос, ширился.
— Молодцы, связисты, хорошо работаете! — неслось по линии. — Сейчас возьмем деревню. Держитесь!
Эти слова передавались от телефонистов к бойцам и вселяли уверенность.
— Ребятушки, пошли! — Морозов поднялся и строго добавил: — Иванов, Семикин, Шустов, за мной!
В правой руке Морозов сжимал наган, в левой — палку, которой он отодвигал в сторону ветки.
— Перебежками, слушай мины, за мной! — крикнул он.
И все побежали. Белые силуэты замелькали меж деревьев.
Услышав приближающуюся мину, все упали в снег. Звягинцев упал на Морозова. Тот промолчал, укоризненно посмотрев на него. А когда Звягинцев вторично прикрыл собой командира, Морозов строго сказал:
— Не смей этого делать!
— Есть не делать этого! — с улыбкой ответил Звягинцев, зная, что он не выполнит этого приказа командира.
Снова все побежали.
— Эй! — окликнул Морозов и дотронулся палкой до снежной кочки под елью.
То, что казалось кочкой, зашевелилось, и мы увидели бородатого бойца, засыпанного снегом.
— Немецкие автоматчики, — показал он влево, где рвались разрывные пули.
— А ты им не кланяйся, вперед?
— Ур-ра! — раздавалось кругом.
Справа бежали бойцы соседней части, и едва ли не первым несся наш связной. И хотя было еще далеко, он метнул гранату прямо в дыру, под дом, откуда торчало дуло пулемета. Удар потряс дом и выворотил пулемет наружу. Связной завернул за угол дома и увидел наведенный на себя пистолет. Удар прикладом — и фашист опрокинут навзничь. Боец повернул пулемет и разрядил его в убегавших врагов. Выхватив из сумки еще одну гранату, он бросился через улицу к избе напротив. Что-то его толкнуло, ожгло, и он очутился на земле, но вскочил, и тут же его снова бросило наземь.
— Скорее, скорее! — звал он, протянув дважды раненную руку бежавшим навстречу.
Взрыв мины — и он падает снова, из перебитой ноги течет кровь…
— Я сам, теперь я сам себя перевяжу, — говорил он. — А вы бегите, бегите, добейте его, гада!
Он метался и кричал, а санитары, подхватив его, спешили укрыться за углом развороченного минами, изрешеченного пулями дома.
Трещали и рушились в огне избы. Ветер выметал из развороченного дома, в котором помещался немецкий штаб, бумаги, гнал их по улице.
— Еще одна деревня наша, — говорил Морозов бойцам, тащившим немецкие минометы. — И следующую с ходу возьмем!
— Возьмем! — раздались голоса и тут же смолкли — так потряс бойцов своей неожиданностью невесть откуда зазвучавший мирный штраусовский вальс.
Все обернулись: Тюрин стоял на коленях, поддерживая патефон, и лицо его расплылось в улыбке.
— Слушай команду! — закричал Морозов. — Деревня наша. Будем наступать дальше. Молодцы, ребята!
Из леса, описывая в темном небе красную полудугу, вылетел один снаряд, за ним второй, потом где- то впереди загрохотали разрывы. Сражение продолжалось.
Владимир Казаков
ЗА ЧАС ДО ВЫЛЕТА
После двухнедельного обмена опытом, деловых встреч и прощального банкета мы покидали Америку. Младший директор авиафирмы «Боинг» предоставил в наше распоряжение вместительный лимузин и
