вернулся он к себе домой. Сел на лавку у печки, теплой, протопленной, и закрыл глаза. И показалось вдруг, что вновь, как было этой ночью, занежили, затормошили счастливо смеющиеся существа, то ли спрыгнувшие с близких звезд, то ли выбежавшие из вод, из кустов и пахучих трав. Принюхался, и впрямь пахнет травами, и увидел увядшие пучии, висевшие под матицей: бабка, видать, была травницей.
— Что это со мной сегодня? — спросил сам себя, наблюдая сквозь прищуренные веки за хозяйкой, споро хлопотавшей у стола. — Ночь волшебная, и деревня какая-то колдовская.
— И-и, милок, — сразу отозвалась бабка. — Ето што?! Вон старейший у нас, Епифан, — сущий колдун. Я сама его боюсь.
— Деревня Епифаново и старейший — Епифан. Кто от кого?
— Деревня-то эвон отколь… — начала было она и замолчала, задумалась. — Дак ведь… что иван-чай из лугу, что клевер — все трава. Которая кому царь? А вместе — царство.
Легко было с ней. Ни о чем на спрашивая, накрывает на стол, все-то с полуслова понимает… Вскоре Андрей узнал и о других достоинствах бабки Татьяны, как она тогда же, будто походя, назвалась, — доброте несказанной, сердобольности бесконечной, непостижимой проництельности. Прогостив у нее целых два дня, переночевав на сеновале, он уехал тогда в свой шумный город совсем другим, Преображенным.
— Влюбился, что ли? — спрашивали друзья, подозрительно вглядываясь в его глаза. — Ты же женатый, не забыл?
— Мне теперь все нипочем, — неопределенно отвечал он.
— Что случилось-то?
— Я узнал себя…
Узнал себя! Так мог бы сказать о себе гонимый ветром клочок бумаги, внезапно упавший на раскрытую книгу, из которой был вырван, и обнаруживший, что письмена, начертанные на нем, не пустой набор слов, а часть великого смысла. Он узнал не только себя, он узнал мир и, как ему казалось, место каждого человека, каждого явления в былом, настоящем, а может быть, и в будущем. Что за прозрение снизошло на него той ночью у ручья, в тот день в деревне Епифаново, переполнившее радостью от сознания своей прозорливости, своего могущества? Что за чудо случилось?!. Каждый выходной он уезжал в Епифаново. Ходил босиком по тем же тропам, ночевал на том же месте у ручья, страстно желая вновь испытать однажды пережитое. Ничего не получалось. Звезды были далеки, ручей молчал, травы не певучи. Он удовлетворялся воспоминаниями, и в следующий выходной снова ехал в Епифаново. И теперь туда же. Андрей не читал дорогой. Раньше без верного собеседника в виде любого популярного журнала не мог скоротать дорогу, теперь ему были интересны собственные мысли, желанны свои чувства. Пассажиры, сидевшие рядом, думали: 'Умаялся мужик, спит'. А он, если и задремывал под монотонный говор, под гул двигателей электрички и стук колес, то ненадолго. Но и в дреме ему было хорошо наедине с собой. А в этот раз пришлось очнуться. В вагоне явно что-то происходило: из другого конца доносились возмущенные голоса, не похожие на обычную вагонную перебранку. Из общей разноголосицы выбивался дребезжащий старческий фальцет.
— Чего он тебе сделал? За титьки ведь не хватал?!.
— Молодец девка! — перебивал другой голос, женский. — Пристал бы ко мне, я бы…
— Да кто к тебе пристанет?
— Ах ты старый пень! Я что, по-твоему…
— Ладно вам! — рассудительно сказал кто-то густым басом. — Человеку, может, врача надо.
— Милицию надо! — не унимался старик, Андрей вздохнул — так не хотелось ему ввязываться.
Привстав, поглядел через головы пассажиров, Все крутили головами, но не вскакивали, боясь потерять место, поскольку в проходе стояли другие пассажиры, безместные.
— Он сейчас очнется.
Андрей узнал бы этот голос из тысячи! Раздвигая пассажиров, он заспешил в другой конец вагона. Там, загородив проход длинными ногами в грязных кедах, полулежал на сиденье патлатый парень. Лицо его было совершенно белым, почти зеленым, как у покойника. А возле, положив руку на его лоб, сидела, тоже бледная, Гиданна.
— Вы?!
Она виновата вскинула на Андрея глаза.
— Я ненарочно.
— Опять ненарочно?!
— Он сейчас очнется.
— Очнется, жди, — заскрипел старик, сидевший напротив. — Так врезала…
— Я его не трогала, — сказала Гиданна.
— А я не слепой, я свидетель…
Парень вдруг открыл глаза, полные ужаса, и стал сползать на пол. Андрей подхватил его, но парень вырвался и бросился к выходу.
— Сейчас дружков приведет, — злорадно заметил старик.
— Нет, нет, дедушка. — Гиданна подалась вперед, тронула старика за руку, и тот сразу успокоился, зевнул, заелозил спиной, устраиваясь поудобнее.
Захрипело, забулькало радио, объявило:
— Следующая станция — Девяносто третий километр.
— Мне сходить, — растерянно сказал Андрей.
— Да, да, мне тоже. — Гиданна встала.
— И вам?!
— Да, да…
На платформе почти никого не было: мало кто сходил здесь, среди полей, вдали от деревень и поселков. Эта малолюдность когда-то и привлекла Андрея, и он поначалу недоумевал: зачем эта станция, для кого? Потом, пережив сказочную ночь под деревней Епифаново, решил: не иначе, какой-нибудь большой начальник так же вот ночевал в теплой копна и осознал, что места эти особенные. Другого объяснения не находилось. И теперь он ничуть не удивился тому, что Гиданна тоже сошла здесь.
— Что вы с парнем-то сделали? — спросил он, тщетно скрывая радость.
— Не рассчитала я.
— Он что, приставал?
— Хамил, — резко ответила Гиданна, и Андрея почему-то качнуло.
— А вы что?
— Разозлилась. Отстань, говорю, Махнула на него рукой, вот так.
Снова Андрея качнуло, закружилась голова. Удивился: может, от недосыпу?
— А он что?
— Сами видели.
— Махнули рукой — и человек с копыт?
— Я у него ауру погасила. Не рассчитала.
— Опасный вы человек, оказывается. — Андрею подумалось, что самое время свести разговор к шутке, иначе придется расспрашивать про эту ауру, и Гиданна будет молоть мистическую чепуху. А ему совсем не хотелось видеть в ней одну из тех дур, каких в последнее время немало развелось вокруг всяких там гуру, проповедников оккультного бреда.
— Не надо верить всему, — сказала Гиданна. — Но нельзя и впадать в неверие.
— В таком случае, — ему все хотелось отшутиться, — у вас следует взять подписку о неприменении вашего «оружия» в недобрых целях.
— А я не могу в недобрых.
— Не можете, а вон как…
— Это случайно. А если делать в недобрых, то способность воздействия на людей ослабевает и может совсем пропасть. Они все стояли на пустой платформе, и Андрей все растерянно оглядывался, гадая, куда пойдет Гиданна.
— Вам куда? — спросил наконец и напрягся весь, готовясь заявить, что и ему туда же.
— В Епифаново, — вроде даже с удивлением ответила она.
— И мне в Епифаново…
