дороги, «Уралу» с коляской на такой кашке-малашке не угрожало абсолютно ничего – его могло только занести или развернуть, я же очень быстро устала ворочать огромным рулем. Я не хотела падать еще раз, тем более мне претило вываляться в этой грязи, похожей на свежий навоз. Я задыхалась, выбивалась из сил, и все чаще и чаще останавливалась в самых неподходящих для этого местах – иногда даже посередине лужи. Пот тек по лицу, но вытереть его было нельзя, я вцепилась в руль до ломоты в плечах. Алексей ехал позади, было видно, что он сильно нервничает – он начал кричать на меня, когда я останавливалась, чтобы передохнуть. Это из-за остальных. Они недовольны. Они очень недовольны. Они пренебрежительно смотрят на меня, когда я их догоняю. Даже Олег, даже Женька. Они торопятся – кто-то снова сказал им, что Баргузин поднимается, и мы можем не успеть переправиться на тот берег. Они все время куда-то торопятся, даже если причины нет, они её найдут! Я злюсь, но молчу. Я проеду этот же путь, но… немного медленнее. В Улюнхане хлеба не было – пекарня закрылась здесь еще два года назад, не было здесь и заправки. Я пожала плечами и подумала, что безалаберность должна быть наказана – мне нужно гораздо меньше продуктов, чем им. Мы свернули на дорогу, идущую к броду, и за полчаса долетели до Баргузина по укатанной песчаной дорожке. И тут все ломанулись куда-то влево, в лес. Я недоумевала, зачем, пока Алексей не объяснил мне, что где-то там, в глуши есть маленький деревянный санаторий Умхей, на котором можно остановиться и принять минеральные ванны, которые находятся прямо на улице. Правда, чтобы попасть туда, нужно переехать Баргузин. Глядя на широкую, метров в сто, стремительную темно-коричневую реку, я недоумевала – с чего они решили, что смогут переехать? И зачем им вообще санаторий? Они что, больные, что ли? Вроде вчера в бане мылись… - Ну, как ты не можешь понять! – орал Алексей, все порываясь рвануться в лес, – Видишь брод?
- Нет…
- Да вот он!
- Ага… И что?
- Мы можем его перейти?
- Не можем?..
- Да! Не можем! Что нам, сидеть здесь и ждать? Да уж лучше там! Там хоть домик можно будет снять!
Я решительно не могла понять, почему мы должны сиднем сидеть на каких-то минеральных источниках, – ладно, мы не могли переехать, но ведь мы могли подождать здесь машину! В конце концов, пошел бы какой-нибудь вездеход, можно было бы договориться о том, чтобы он перевез нас на тот берег… - Ай! – Алексей раздраженно махнул рукой, – Ехай за мной!
Мы проехали по темному берегу метров пятьсот и увидели, что остальные едут нам навстречу. Они пронеслись мимо нас, не соизволив даже объяснить, в чем, собственно, дело, и почему они едут обратно. Я кое-как развернулась… Я упала, когда ехала туда – заднее колесо поскользнулось в повороте на влажном стволе березки, лежащей на дороге и я вылетела прямо в лес – в тонкий березняк. Я упала когда ехала обратно – на колее, и на этот раз меня так придавило мотоциклом, что я не могла вылезти из-под него, и Алексею пришлось помогать мне. С ним происходило что-то нехорошее. Мне казалось, что он начал бояться. Он боялся за меня. Он видел, как с каждым днем моя нога становится все чернее, и как появляются новые и новые синяки. Ну да, я падала. А кто, собственно говоря, сказал, что будет без падений? И вроде, как-то само собой подразумевалось, что падений будет очень много, мне только не нравилось, что мы так быстро ехали – справиться с мощным мотоциклом на грязи да еще на скорости было сложно. Чуток помедленнее бы… - Вот так и ломают ноги! – крикнул он, когда меня придавило мотоциклом, я удивленно смотрела на него снизу – он едва не плакал, глядя на меня.
Мы вернулись на брод. - Вы чё носитесь туда-сюда? – взъярился Алексей.
Мецкевич глянул на него сверху вниз. - А там проехать нельзя… – ответил он равнодушно.
- И что будем делать?
Будаев глянул на меня через плечо, передернулся. - А я знаю?
Не знаешь, так не знаешь. Мы с Алексеем слезли с мотоциклов и пошли смотреть брод. Берег представлял собой плоский рыжий блин, который рассекала посередине темная колея дороги. Рядом с колеей стоял белый старый щит в потеках ржавчины, на котором было написано «Джиргинский заповедник» Кто-то углем дописал внизу: «Здесь живет ручная утка берегите её!» Колея уходила по скатанному склону вниз, к реке, сам берег был невысокий, но обрывистый, слева от дороги стояла раскореженная ржавая секция моста, а сама махина моста, смятая и скрученная, валялась в трехстах метрах ниже на середине реки, там, где Баргузин расстилался перекатами широких рукавов – много лет назад его снесло наводнением. Мимо поляны в сосновый лес уходила еле заметная дорожка. Мы прошли по берегу вниз и увидели, что берег становится еще круче, а река – еще
