выговаривать. - Лёха! Что такое? Я думал, в кои-то веки колонной по городу пройти, чтоб красиво было, чтобы все видели – мы едем! А вы саботируете все дело? – он отвел Алексея в сторону и что-то ему сказал. Как я не пыталась расслышать, что именно, не смогла, но вид у Алексея, когда он вернулся, был взбешенный.
- Ладно… – говорил он, зло пиная кикстартер. – Ладно…
В этот раз мы так и не попали на открытие, в городской толчее за Иркутным мостом я немного отстала от колонны, и мы приехали на Шпиль на три минуты позже остальных. Это сыграло решающую роль: Алексей снова побежал кого-то искать, а между тем на другой стороне дороги выстроилась живописная колонна байкеров на самых разных мотоциклах. Здесь были «Ижи» и хромированные «Хонды», красивые девчонки в открытых топиках, в коротеньких шортиках, с длинными, развевающимися волосами без вопросов прыгали на заднее сиденье к кожаным парням и жарко обнимали их сзади, парни выпячивали челюсти, стараясь быть мужественнее. Один из парней надел пластмассовые рожки, которые светились, кто-то был в ковбойской шляпе и сапогах, у кого-то на носу красовался карнавальный свиной пятачок. Наверное, все это и было в какой-то мере карнавалом, игрой, в которую можно было от души поиграть всего несколько раз в году. Поиграть открыто, не скрываясь, не стесняясь, более того, гордясь тем, что ты не такой, как все. На одном из мотоциклов я увидела Пантеру с распущенными волосами в черной кожаной кепочке. Она сидела пассажиркой на «Волке». Пантера узнала меня и махнула рукой. Чадящая, рыкающая движками колонна вдруг разноголосо засигналила, возвещая о начале движения, и тронулась с места. Белецкий со своими ребятами свернул в одну сторону, иркутяне – в другую, и через тридцать секунд у Шпиля никого не было. Пока мы разворачивали мотоциклы, пока пропускали нескончаемый поток машин, который шел с набережной, было уже поздно. Когда свернули на набережную, там никого не было, как будто никто и не собирался здесь еще пять минут назад. На какой площадке проходит открытие, мы не знали, и заметались по Иркутску. Я старалась не отставать от Алексея. Оказалось, мы не одни такие: через какое-то время к нам присоединилось два «Ижика» – ребята тоже опоздали и не знали, куда ехать. Нам было не так уж и обидно, – один из мотоциклов прибыл из далекого поселка Залари, ребята потратились на бензин и никуда не попали. Мы старались помочь им изо всех сил, съездили даже в единственный в Иркутске мотомагазин, который был в центре Иркутска, и даже пытались разыскать какую-то турбазу на сорок шестом километре Байкальского тракта, – сюда байкеры должны были приехать после «культурной программы», но так и не нашли. Несолоно хлебавши мы вернулись домой, и я выслушала длинную тираду от Алексея по поводу своего поведения. - И главное – он завелся! – кричал он. – Она не может его завести сама на улице. Нет, ни за что! Она не может сама завести его на стоянке! Но тут – она его завела!
Я молчала и терла синяки и шишки, набитые на асфальте. Я давно заметила, – он очень любит, когда у меня все получается, но часто не может простить, если у меня что-то не выходит. Подозреваю, что это вообще свойство мужчин – любить только удачливых. И в самом деле, кому нужны неудачники? В четверг я открыла газету и прочитала, что про меня написал Митя: «…всем известная девушка на «Урале» забыла, где у мотоцикла тормоза… ударила тюнингованный под стрит-файтер «ИЖ» Яна Устимова, над которым парень трудился всю зиму.… Но и после этого она не реагировала на замечания и ехала по осевой, мешая движению встречных автомобилей…» Это меня доконало. Да не забыла я, где тормоза, и по осевой не ехала, а ехала по своей полосе, просто не жалась к обочине, чтобы не затирали. Да и видеть сволочь-Митя этого не мог, потому что ехал в машине далеко впереди, а писал то, что ему говорили другие, скорее всего, Радик, который помешан на безопасности, поэтому и не ездит на мотоцикле. Сидели на Байкале у костра, пили пиво, обсуждали меня… Я заплакала. Я плакала и плакала и не могла остановиться. А ведь надо было еще купить пива и идти к Яну, мириться, он-то уж тут точно не в чем не виноват, а виновата перед ним я. Вообще кругом виновата я! Я-я-а! И тут меня стал утешать Алексей. Он сидел рядом, гладил по плечу и сдержанно вздыхал. Вздыхать-то он вздыхал, а вот идти в сервис к Белецкому отказался наотрез. - Не пойду! – рубанул он. – И пивом их поить не буду! Обойдутся! А ты не реви, в понедельник двенадцатое, поедем в Новосибирск, у меня отпуск начинается.
…И мы поехали в Новосибирск. Это было большое путешествие – две тысячи километров туда и две тысячи – обратно. И я в первый раз поняла, что это такое – её Величество Дорога, и на себе ощутила её волшебные, ни с чем не сравнимые чары. Стоит один раз, один только раз вкусить этих соленых от озона капель дождя и вкус песка и пыли на зубах, ощутить запах нагретого солнцем асфальта, гудрона и легкий, почти неуловимый аромат бензина и моторного масла, смешанный с запахом березовой листвы, сухой хвои и болотных трав, попробовать сладкого чаю, настоянного на смородиновых листьях и сытного варева, которое готовиться из макарон, тушенки и специй из разных пакетиков на крохотном бензиновом примусе, в который каждые двадцать минут надо доливать топливо, увидеть бесцветную ленту асфальта, на которой в жаркий день стоят миражи, поглядеть на острые, как пики, черные ели на горных серпантинах и мягкие дубравы, убегающие назад по обочине дороги, услышать свист холодного утреннего ветра на трассе и надоедливый писк комаров на стоянке, вечерние трели соловья и неукротимый рев тяжеленных фур, от которых дрожит под ногами земля. Все это, все вместе и многое, многое другое и составляет тот непередаваемый колорит, который невозможно выразить словами, который не передают камеры и фотоаппараты, который нужно просто впитывать всей кожей, наслаждаясь и понимая – этот миг прекрасен! – он не повторится больше никогда. Никогда. Никогда больше. И будь счастлив, что он есть. Первую ночь мы провели где-то под Тулуном, в березнячке. Рядом была сортировочная станция, и всю ночь нудный женский голос объявлял, куда и по какой ветке идут поезда и движутся вагоны. Полиэтилен на палатке хлопал, и мне казалось, что рядом с палаткой кто-то ходит. Утро ушло на то, чтобы запаять оборвавшийся тормозной тросик на примусе с помощью отвертки и аспирина. В этот день мы увидели, что представляет собой федеральная трасса – единственная дорога, которая соединяет запад и восток страны: между Тулуном и Тайшетом пошла гравийка, чередующаяся с кусками разбитого асфальта. «Урал» трясло, как в лихорадке, на укатанных гравийных участках, а там, где только что прошел грейдер, который собирал из придорожных канав весь мусор и высыпал его на середину дороги, мотоцикл становился неуправляемым. Над дорогой стоял туман из песка и пыли, перегонщики, которые гнали залепленные скотчем по самую крышу машины с Владивостока на запад, неслись по дороге, не жалея подвесок, и после каждой машины я ничего не видела, как минимум, две минуты. Я зажмуривалась, чтобы хоть как-то уберечь глаза, но это не помогало, по щекам текли слезы, куртка и мотоцикл покрывались толстым слоем песка, и я каждый раз вынуждена была
