повернулась на ребристом железе подножки и нарочито медленно брякнулась на асфальт, разбившись быстро и почти бесшумно. Вадим изменился в лице. Несколько секунд он горестно созерцал кучку стекла на асфальте и растекающуюся в стороны лужицу, – кулаки сжаты, а по лицу так и ходят желваки, а потом ушел за будку заправщика. Его не было долго. Наверное, там, в одиночестве, он долго матерился в пространство, рассказывая нагретым холмам и жаркому солнцу, кто я такая, но, когда вернулся, на его лице нельзя было прочитать никаких эмоций. Пришлось достать последнюю бутылку. И вот, в результате всех произошедших событий, в самую что ни на есть жару в плюс тридцать пять, мужской состав экспедиции пил водку с пограничником за будкой заправщика и закусывал шпротами и бычками в томате, а я лежала на мотоцикле на заправке и ждала, когда этот цирк закончится. Ждать пришлось долго. После того, как выпили нашу бутылку, в ход пошла бутылка пограничника. Потом на заправке появился совсем пьяненький бурят, покачиваясь, он кое-как попал в дверной проем будки заправщика и больше не появлялся. Я подумала, что сержанту, наверное, очень скучно пить с местными, на водку они слабы, да и поговорить с ними не о чем, вот он и изгаляется для получения удовольствия… Часа через два парни все-таки появились из- за будки с багровыми от жары и выпивки физиономиями. Я беспокоилась за Алексея, но оказалось, что он не пил, просто сидел рядом и слушал. О чем они говорили? Ну, конечно, об армии! Сержант говорил о своей службе, Мецкевич вспоминал о своей. Итак, мы снова были на свободе. Ехать дальше особого желания не было. Стоило посмотреть на остекленевшие глаза Вадима или Олега и становилось понятно – гаишники на посту над Иркутом нас арестуют. Мы отъехали от поселка буквально два-три километра и свернули к Иркуту, – одним нужно было пообедать, другим – протрезветь. Пока готовился обед, ребята немного поспали, а Алексей показал мне «пропуск», который сержант выдал им. На листочке в клеточку было написано следующее: «Прошу содействовать проезду отряда спасателей к месту командировки». Дата. Подпись. Листок мы выкидывать не стали, но спрятали подальше от любопытных глаз, решив, что нас могут задержать за такой документ. А что? Да запросто! В ущелье Иркута мы выехали к вечеру. Дорогу подремонтировали, но мы все равно часто останавливались – гигантские камнепады на той стороне Иркута и исчерченные квадратами выступы разноцветного мрамора над головой никого не оставили равнодушными. Даже Вадим ехал медленно и все время в восхищении вертел головой. Иногда нам попадался мрамор совсем редкой окраски – зеленоватый, оранжево-розовый. Его плиты нависали над дорогой, его причудливые россыпи спускались к реке. В прошлый раз, когда тучи скрадывали весь свет, у нас не было возможности оценить яркость и колоритность этих мест. Теперь мы могли это сделать. На посту нас пропустили без проблем. Оказалось, что недавно рядом со сторожкой в дерево ударила молния, и власти решили, что пост ГИБДД в этом районе не нужен. Теперь здесь дежурили егеря. На выезде из ущелья произошло событие, которое меня насмешило, а кое-кого – напугало. Мы остановились, чтобы посмотреть по сторонам и пофотографироваться, а когда Олег тронулся с места, я вдруг заметила, что с его коляски что-то капает. Я крикнула ему об этом, но такой бурной реакции не ожидала. Олег остановился и с воплем: «Бензин!» – стал выкидывать из коляски вещи. Все у него было навалено, как попало – какие-то тряпки, старые запчасти, замурзанные гаечные ключи, зажульканный клетчатый спальник, ветошь, закопченные котелки… Оказалось, он не положил в коляску резиновый коврик, из-за тряски пробило канистру Дани с бензином для «Явы». На дне коляски было полно бензина, и через дренаж в дне драгоценная жидкость тоненькой струйкой уходила в песок. Даня про это не знал, он улетел на своей старенькой «Яве» далеко вперед… Теперь-то мы поняли, зачем Олег всю дорогу не выкидывал полуторалитровые пластиковые бутылки из-под воды и газировки! Как мы только не уговаривали его расстаться с бутылками, он отговаривался тем, что бутылка в хозяйстве всегда пригодится. Он вытащил их из багажника – все они были мятые, желтые от грязи, замызганные, но службу сослужили – вместе с Алексеем Олег перелил в них все, что осталось в канистре. Потом заметался у коляски: нашел тряпку и почему-то решил вымыть утекающим в песок бензином двигатель. - Олег, что ты делаешь? – спросила я его, он как-то замучено на меня посмотрел, но затею оставил.
- Протри лучше коляску, да поехали дальше, вон, гроза надвигается!
Небо быстро заволакивало тучами, со стороны поста уже громыхало, где-то вдали полыхали зарницы. Олег вдруг так испугался молнии, что за три минуты собрал тряпкой весь бензин в коляске, вытер дно, скидал вещички, и мы поехали дальше. На Окинское плоскогорье мы попали часов в десять вечера. Уже на выезде было видно, что на Ильчире идет дождь – в той стороне все затянуто серой пеленой. На отвороте на Самарту стоял КРАЗ, а нам махали двое местных сойетов с мешками. Мы остановились. - До Орлика? – спросили они.
- Да нет, до Орлика мы сегодня не поедем.
- Все равно в ту сторону!
Они были шебутными, словно китайцы. Один сел к Олегу, закинул мешки на коляску, второй с рюкзаками – к Вадиму. А дальше началась сумасшедшая езда по сумасшедшим ухабам. На плато только что прошел дождь, и брызги от луж долетали даже до стекла шлема. Я не знаю, куда бы мы так доехали, если бы не очередное «святое место» на дороге. Местные хором завопили: - Однако, тормози! Однако, брызнуть надо!
Затормозили. Местным было нечем «брызнуть», и они почтительно положили на стол для подношений по сигарете, я разминалась, оглядывала беседку, рассматривала «подарки» духам и думала, где мы будем ночевать – над плато уже сгущались сумерки - Смотри! – сказал Алексей.
