Зона свободы - Майя Новик (дневники мотоциклистки)

-         Срамная? – угадывала я, ведь до этого десятки раз смотрела кассету с путешествием.

-         Да и это тоже, но самое мерзкое – это броды. Да еще Болотников, собака серая, все время заставлял мотоциклистов переправляться самим, хотя можно было бы переехать в кузове грузовика. Ругались мы с ним – жуть какая-то. Когда на БАМ вышли – ребята отдельно от него поехали, так он всех достал. На мотоцикле же легче проскочить, а они на своих джипах вязнут и вязнут. А если мы не помогали, то тут уж Болотников ругался по черному. Достал всех, волк тряпошный, – и она ругалась своим мелодичным, тихим голосом.

      Стемнело, мы сидели, почти не видя друг друга в темноте.

-         А еще в Новосибе есть девушки на мотоциклах? – спросила я.

-         На самом деле, нет. То есть, они появляются периодически, но это просто способ привлечь мужское внимание, они быстро выходят замуж или просто находят себе друга и больше уже на мотоциклах не ездят.

       В это время кто-то затопал в темноте и навис над нами, тяжело дыша.

-         Алина! Там «Восход» в твой мотоцикл врезался! Иди посмотри!

    Мне очень не хотелось прерывать разговор, но идти все же надо было, хотя я не волновалась за мотоцикл, – я уже знала, что повредить в нем ничего нельзя. Это вам не хрупкий пластик «японских» спортбайков. Я была права: какой-то захмелевший четырнадцатилетний пацан на «Восходе» в темноте взял на таран моего Щенка. Щенок отделался помятым номером. Когда я подошла, Алексей и Будаев держали пацана за грудки, а он что-то лепетал ломающимся голосом.

-         Так, пиво «девятку», – и мы в расчете, – буркнула я, оценив ущерб.

      Пацан согласно затряс головой и побежал за пивом. Мы думали, он сбежит, но он появился рядом буквально через минуту, сунул нам упаковку, еще раз извинился и исчез. Каждый выдрал из полиэтиленовой оплетки себе по банке, пиво зашипело…
    К нам подошла Марго.

-         Ребята, Алина, там Люда плачет.

    Людой звали подругу Мецкевича.

-         Что с ней?

-         Её кто-то сбил…

-         Ну-ка пойдем!

  Выяснилось, что мальчишка не просто врезался в мой мотоцикл, он врезался в Люду, а в мой мотоцикл ударился уже после неё.

-         Сильно? – спросила я, когда Будаев вылез наружу.

-         А бес её знает, ревет, видать, сильно. Я бы из этого молокососа душу повытряс, если бы знал, что он её сбил, да ведь вот, поди ж ты, заползла в палатку, никому ничего не сказала и ревет. То-то он так шустро с нами расплатился… Врача бы, вдруг чё сломано.

-         Сейчас! – я сообразила, что новосибирцы в дальнюю дорогу без врача не ездят.

      Я нашла Светлану и объяснила ситуацию. Через десять минут в палатку Мецкевича, светя себе фонариком, полез бородатый мужчина с медицинским чемоданчиком.

-         Ну, как? – обступили мы его, когда он вылез.

-         Да все нормально, переломов нет, ушибы сильные. Я вколол ей успокоительного.

-         Вадик, сволочь, – сорвался Будаев, – она с ним как с человеком приехала! А он, скотина, бросил её, шляется где-то, девок катает…

    Тут, словно только и ждал, чтобы его вспомнили, появился пьяный, добродушный Мецкевич. Будаев ему в двух словах объяснил, в чем дело. Мецкевич вдруг засопел, засвирепел и начал озираться.

-         Где эта сволочь, я его убивать буду!

  Но это был уже театр, бить было некого, а кулаками махать после драки – не дело. Он залез в палатку к Люде, и заговорил там с ней нежным виноватым голосом.
    Мы осуждающе покачали головами и разошлись.
  Утром лил дождь. Решили собираться