восемнадцатилетнем возрасте. Причины самоубийства остались невыясненными. Возможно, это был один из тех случаев, нередких в среде русской молодежи со свойственной ей экзальтированностью и слабостью, когда, не умея противостоять первым ударам судьбы, начинают испытывать отвращение к жизни. У девушки нашли письма Богданова, путаного, книжного и сложного содержания, из которых можно было понять, что ее с Богдановым связывали интимные чувства, возможно, только платонические. Общественное мнение, заинтригованное тайной, зачло в вину Михаилу Ивановичу самоубийство девушки и постоянно давало ему это почувствовать.
Вот тогда-то, бросая вызов обществу, Арина Николаевна стала часто встречаться с Богдановым и вела на глазах у всех долгие разговоры с ним. Михаилу Ивановичу это, казалось, доставляло живейшее удовольствие. Блестящий ум девушки очаровал его. Он всегда разговаривал с ней тоном величайшего уважения, не как с подростком, а как с женщиной образованной, достойной беседы о самых высоких материях. Он косвенно давал ей понять, что в его лице она имеет преданного друга, для которого не существует светских условностей, и что между ними – людьми такого уровня развития – не должно существовать запретов, обычных в обывательской среде. Из его слов следовало, что он руководствуется в жизни материалистическими соображениями, отводящими деньгам огромную роль в бытии людей при том понимании, что в известный момент каждый может столкнуться с их нехваткой, ибо никто не застрахован от ударов судьбы. И если такое случится с Ариной Николаевной, то он, Михаил Иванович, будет счастлив предоставить себя в ее распоряжение, поскольку средствами он, слава Богу, не обделен. Это, конечно, говорилось не в столь откровенной форме, как здесь изложено. Не было произнесено ни единого слова, могущего шокировать Арину Николаевну или вынудить ее оборвать своего собеседника, мастерски умевшего заставить угадать то, что невозможно было выразить прямо. Так или иначе, из их совместных бесед вытекало, что он предлагал ей свои услуги, а она понимала его так, как надо. Все это, само собой разумеется, было окутано словесным туманом, что превращало самые прозаические вещи в нечто сверхчувственное, более высокое, чем область обычного материального интереса; казалось, речь шла о духовной сделке, об утонченном обмене высшими ценностями.
Безошибочный инстинкт Арины не обманул ее. Михаил Иванович в случае необходимости был к ее услугам. О цене этих услуг, понятно, не упоминалось. Едва ли Арина задумывалась об этом, поскольку всем предложениям Михаила Ивановича, похоже, суждено было остаться благими намерениями. Девушке льстило, что эта загадочная личность, вызывавшая всеобщий интерес горожан, человек незаурядного ума, пополнил ряды ее поклонников. Почтение, которое он ей оказывал, имело в ее глазах особую цену.
Сопровождаемая Ольгой, которая ни за что на свете не отпустила бы ее одну, Арина увлекла инженера подальше от террасы, в темную аллею.
Со свойственной ей прямотой она сразу же приступила к делу.
– Знаете ли вы, – сказала она, – что, возможно, скоро мне понадобитесь?
– Несравненный друг, – ответил Богданов (он любил говорить в подобном тоне, нарочито утрируя голосом употребляемые им старомодные выражения), – вы знаете, что я целиком и полностью в вашем распоряжении, целиком и полностью… что я счастлив услужить вам.
– Так вот. Я хочу поступить в университет, а моя семья против.
– Ах, эта семья, семья, какое ужасное ярмо… по сути, рабство… И с вашим умом, Арина Николаевна… Какие страдания!.. Я рад, что вы подумали обо мне. Я тронут, бесконечно тронут… Но помыслили ли вы об одной вещи? – Он взял руку молодой девушки и удержал ее в своей. – Как могу я согласиться потерять вас? Что станет со мной без вас в этом варварском городе? Как я смогу отказаться от драгоценных минут, которые вы мне дарите, как я сумею смириться с этим? – Он шептал, наклонившись так близко к лицу Арины, что Ольга едва слышала его слова. – Во всяком случае, об этом надо поговорить, поразмышлять, подробно обсудить. Вы позвоните мне, не правда ли? Когда вам будет угодно. Мне ничто не помешает… Будьте уверены во мне и позвольте поблагодарить вас от всего сердца.
Арина высвободила руку. Чуть поколебавшись, обернулась к Ольге:
– Подожди меня здесь, я вернусь через минуту.
И, оставив остолбеневшую подругу, она отошла с инженером в темноту аллеи.
– Михаил Иванович, – сказала она, – я не знаю, почему обращаюсь именно к вам. Я не думала об этом. Возможно, я не права… Но я люблю ясность и хочу говорить откровенно. Мне нужны деньги, чтобы поступить в университет. Можете ли вы одолжить их мне? Я говорю одолжить, потому что в наследство от матери мне осталось несколько десятков тысяч рублей, какими я смогу распоряжаться по достижении совершеннолетия. Не хотите ли стать моим банкиром? Предлагаю заключить сделку, простую сделку. Прошу вас смотреть на это именно так. Я не хочу быть никому обязанной. Дело должно обстоять именно так, как я хочу, или вовсе никак. И я желаю получить немедленный ответ: можете ли вы одолжить мне деньги и какой процент потребуете за предоставленную сумму?
– Но, мой друг, мой драгоценный друг, я не понимаю, – заговорил Михаил Иванович. – Поверьте, я растерян… Сделка между вами и мной… Это невозможно… Да об этом и подумать нельзя! Вы, Арина Николаевна, нуждаетесь в нескольких несчастных тысячах рублей. Разумеется, эта сумма в вашем распоряжении, но без условий, безо всяких условий… Моим единственным вознаграждением будет сознание того, что я, недостойный, внесу свою лепту в развитие вашей исключительной личности. Это большая, очень большая честь для меня… Только должен сознаться, я дрожу при одной мысли, что теряю вас… Здоровье не позволяет мне жить ни в Петербурге, ни в Москве… Я должен быть уверен, что вы каждый год будете приезжать сюда на каникулы, что будете заботиться обо мне, как об инвалиде. Перед вами больной, это так, но больной, которому многое не нужно… только бы видеть вас каждую неделю… Вы не знаете, Арина Николаевна, ведь я живу только в те дни, когда вы оказываете мне милость побеседовать со мной. Очарование вашего ума – несравненное лекарство от всех моих недомоганий, один звук вашего голоса наполняет меня силой… Это чудо, истинное чудо… И позвольте также сказать вам, что я жестоко страдаю оттого, что встречаю вас только случайно, в толпе, и всегда вместе с подругой, которая, конечно, очаровательна, но по интеллекту не может сравниться с вами… Если бы вы сжалились надо мной, уделили мне несколько часов беседы, но в спокойной обстановке, вдали от докучливых людей, у меня дома… Это было бы милосердием. Вы, мой друг, обладаете таким драгоценным даром жизни, что он передается даже умирающим! Знаете, как я называю вас? Царицей Савской. Вы помните, конечно, из „Искушения святого Антония' царицу Савскую, которая умела рассказывать массу историй, одну занятнее другой. Все, что вы соглашаетесь поведать мне о вашем чудесном детстве, о днях, прожитых среди нас, для меня многоцветнее самых прекрасных восточных сказок… Вот единственная милость, которой я прошу у вас.
Сухим тоном, который странным образом контрастировал с пафосом речи охваченного крайним волнением Михаила Ивановича, Арина произнесла:
– Сколько раз в неделю до моего отъезда я должна бывать в вашем доме „царицей Савской'?
Михаил Иванович был сражен.
– Но, мой друг… – начал он.
