своей комнате. Они подолгу беседовали. Николай в этих случаях обретал способность говорить и иногда даже становился красноречивым. Она усаживала его рядом с собой на диван, бросала на него то нежные, то дерзкие взоры. Тогда этот увалень обнимал ее за тонкую талию, не знавшую корсета, все ближе придвигался к ней и наконец припадал губами к обнаженному круглому и упругому плечу, осыпая его поцелуями.
Полулежа на диване, она делала вид, что ничего не замечает; казалось, она не участвует в этой страстной сцене.
– Ты любишь меня? – робко вздыхал Николай.
Арина хранила молчание. Наконец, когда, потеряв голову, Николай переходил в решительное наступление, Арина выскальзывала из его рук.
– Для вас здесь слишком жарко. Вам станет дурно. Ступайте подышите свежим воздухом, Николай.
Она выходила в столовую, где Ольга пила чай с кем-нибудь из домашних. Николай срывался как ураган, ни с кем не попрощавшись, вскакивал в коляску и приказывал кучеру гнать что есть мочи. Если дело происходило в леденящий зимний вечер, он даже не запахивал шубу и до кучера доносились его бессвязные восклицания.
– Черт бы ее побрал! Я убью ее!.. Живее, живее… Сукина дочь!.. Я обожаю ее!..
Этим вечером впервые воздух был по-настоящему теплым, как в летнюю ночь. Быстро катилась коляска, девушка съежилась в уголке как бы в забытьи, кутаясь в черную шелковую накидку, прикрывавшую ее белое платье, и не чувствуя руки Николая, обнимавшего ее за талию. Чуть серебрился тонкий серп луны. Когда дорога шла вдоль кустов акаций, сильный аромат цветов внезапно обволакивал Арину. Этот пряный настой сменялся более нежным запахом высоких луговых трав, росших по обе стороны дороги. Мягкий воздух, темная прозрачность расшитого золотом небосвода, безмолвие природы действовали на обнаженные нервы девушки как бальзам. Она забыла о своем спутнике, не думала ни о чем и наслаждалась глубоким спокойствием прекрасного вечера.
Николай долго молчал. Наконец рискнул произнести несколько фраз. Не получая ответа, осмелел и сделался более красноречивым. Он говорил Арине, что, начиная с сегодняшнего дня, она стала свободной; блестяще сдав экзамены в гимназии, она завершила важную главу своей жизни. Ничто не мешает теперь приступить к осуществлению проекта, над которым он думает уже полтора года. Остается лишь назначить день их свадьбы. Дальнейшее будет зависеть только от нее – захочет ли она поехать за границу, в Крым или остаться в имении?.. Он ждал ее слова.
Арина все еще была погружена в собственные мысли. Николай забеспокоился:
– Ответьте мне, умоляю вас! – воскликнул он тревожно.
Повернувшись к нему и прямо глядя в глаза, Арина сказала:
– Николай, не мучьте меня. Я так несчастна… Через несколько дней вы узнаете больше. А теперь надо возвращаться.
Молодой человек был сражен. Еще никогда Арина не говорила с ним подобным тоном. Ни разу не поведала ему столько о себе, как этими тремя-четырьмя фразами. Он смутно чувствовал приближение чего-то трагического, что оставалось ему недоступным. В чем дело? Почему Арина, королева, у ног которой лежал весь мир, была несчастна? Она взывала к его жалости… Это было выше его понимания. Голова у него пошла кругом. Внезапно глаза Николая наполнились слезами, и он судорожно разрыдался.
Девушка положила ладонь на его лихорадочную руку. Возвращаясь, они не произнесли больше ни слова.
На пороге она грустно промолвила: – До свидания. Вскоре я позову вас.
V
АЛЕКСАНДРОВСКИЙ ПАРК
Александровский парк был гордостью города. Расположенный в десяти минутах ходьбы от Соборной площади, он предлагал множество развлечений. Его благоустройством ведал попечительский совет из самых уважаемых горожан. За вход платили пятьдесят копеек, а по абонементу – двадцать пять. В центре парка находились два теннисных корта, обнесенных решеткой, а также нечто вроде велосипедного трека с приподнятыми виражами. С террасы, нависшей над треком, можно было видеть в конце парка летний театр с крытой сценой и стоявшими на открытом воздухе стульями для зрителей; здесь игрались оперетки и комедии.
В другом конце парка разместился ресторан с широкими залами, балконами в цветах, управлявшийся владельцем гостиницы „Лондонская', который на летний период переводил сюда своего знаменитого шеф-повара, и непритязательный оркестрик. Летними ночами терраса, театр и ресторан были залиты светом. Офицеры, чиновники, купцы, заводчики отдыхали здесь со своими женами, детьми и любовницами. После спектакля прогуливались актрисы. Под белым светом шарообразных электрических фонарей между театром и рестораном завязывались и порывались тысячи связей. От освещенной центральной площадки во все стороны расходились темные аллеи, дававшие желанный приют влюбленным парочкам. Из темноты долетали страстный шепот, раскатистый или приглушенный смех, поспешные шаги.
В тот вечер Арина и Ольга, отвешивая поклоны направо и налево, но не задерживаясь, прошли длинную террасу, заполненную оживленной толпой. Когда они подходили к ресторану, сидевший в тени балкона человек поднялся и направился им навстречу. Ольга встрепенулась.
– Конечно, он здесь, – сказала она, взяв подругу за руку и увлекая ее за собой.
Но Арина остановилась и подала руку подошедшему. Это был человек среднего роста, с крупным и по- детски круглым лицом, с часто моргавшими под тяжеловатыми веками глазами. Пепельный цвет лица говорил о плохом здоровье. Человек носил подстриженные на английский манер усы, остатки волос на висках, обрамлявшие совершенно лысый череп, были коротко пострижены. Привлекали внимание тяжелые пухлые руки. Возраста он был неопределенного, медленно ходил, опираясь на трость. Ему была свойственна некоторая навязчивость в беседе – он брал вашу руку в свою, обнимал вас за плечи и, когда говорил, близко наклонялся, почти касаясь вас.
Вот уже несколько лет, как инженер Михаил Иванович Богданов отошел от дел. Он был образованным человеком, с тонким и пытливым умом, но от него веяло чем-то беспокойным, что трудно выразить словами, но можно ясно почувствовать. О нем много говорили, не приводя тем не менее никаких конкретных данных. Позднее его имя стало упоминаться в связи с трагической историей, происшедшей в городе за год до этого. Одна из самых очаровательных, принадлежавших к цвету городского общества девушек покончила с собой в
