— Это не ко мне, это к ним, — показал директор на сотрудника министерства безопасности.
— Я знаю, что они будут сегодня в школе, — кивнул Дронго, — но мне интересно другое. Как раньше была поставлена охрана, в прежние годы? Кто-нибудь посторонний мог пройти в школу?
— Не думаю, — нахмурился директор, — вообще-то мы не спрашиваем документов, но каждый пришедший называет свой год окончания школы. Сначала все расходятся по классам, где собираются выпускники одного года, а потом идут на общее собрание в конференц-зал. Но у нас всегда бывает охрана. Наши сторожа не пропускают посторонних.
— Я видел вашего сторожа, — улыбнулся Дронго. — Она остается и на ночь?
— Нет, кроме нее у нас еще два сторожа, они-то и остаются на ночь. Оба старики-беженцы, нуждаются в помощи. Вы знаете, многие бежали сюда из Карабаха, не успев взять даже необходимых вещей.
— Они давно у вас работают?
— Один шесть лет, другой три года. Мы ими довольны. Получают, правда, нищенское жалование, но на большее они не претендуют. У одного большая семья, он им хоть как-то помогает, другой инвалид, попал под бомбежку, почти глухой. Оба старика работают честно, у меня нет никаких нареканий. Они посторонних в школу не пустят.
— И еще бывает участковый, — добавил Курбанов, — у них строгий порядок. Чужих они не пропускают. В школе обычно не случается никаких происшествий.
— Скажите, у вас сидят по классам или по годам?
— По годам, конечно, — кивнул директор, — по классам не хватит места. Мы и так объединяем всех, кто кончил школу до восьмидесятого, в несколько классов. Обычно приходят более молодые. А те, кто кончил до пятидесятого года, совсем не приходят. Мало их осталось, совсем мало. Если тогда им было лет семнадцать-восемнадцать, то сейчас под семьдесят. Не хотят видеть друг друга в таком возрасте. Хотя есть один старик, он закончил школу в сорок первом и все равно приходит каждый год. Только никого из его друзей не осталось. Все погибли на войне. Мы проверяли. Вообще тем, кто родился в начале двадцатых, очень не повезло. Многие не дожили до наших дней.
— У нас в семье тоже погибло два человека, — вспомнил Дронго, — два брата моего отца не вернулись с фронта. Один из них пропал без вести, и мы даже не знаем, где его могила.
— У меня отец не вернулся с японской, — вздохнул директор, — так все не правильно получилось. Он вернулся после войны, приехал на лечение в Баку, был офицером связи. Майором. У него были две дочки, и он так хотел сына. Когда уезжал на японскую, уже знал, что будет сын. Вот он и попросил назвать его Азизом, что значит «дорогой, любимый». А сам не вернулся с войны.
Они помолчали.
— А наш прежний парламент отменил Девятое мая, — почему-то вспомнил директор. — Они говорили, что это была русско-немецкая война и мы не имеем к ней никакого отношения. Мой отец погиб на японской, а триста тысяч наших земляков погибли на «не нашей» войне. Значит, их вообще не было?
— Лучше не вспоминайте, — посоветовал Курбанов, — сейчас ведь восстановили праздник. И мы отмечаем Девятое мая, как и все остальные.
— Ну да, — сказал Дронго глухим голосом, — ничего не случилось. Сначала отменили, потом восстановили. Я бы этих депутатов поименно назвал. Каждого. Кто сначала отменял, а потом «восстанавливал». Пусть все знают, какая совесть у них. Ладно, не будем об этом. У вас много мужчин в коллективе?
— Нет, конечно. Как обычно в школах. На сорок восемь преподавателей только шесть мужчин. Совсем немного. Шесть вместе со мной.
— Среди них есть люди, которые преподают здесь более пятнадцати лет?
— Есть. Двое. Преподаватель математики и физрук. Они работают в школе около двадцати лет. Остальные пришли позже. Но вечером будут не все. У первого болит горло, и он останется дома. Он не любит посещать подобные мероприятия. Говорят, что математики обычно сухие люди, вот он таким и стал.
— Во сколько начнется встреча?
— В семь часов вечера. Учеников в школе уже не будет. Только учителя и ребята, которые нам помогают.
— В школу можно попасть с другого входа?
— Нет. Все будет закрыто. И вход со двора, и через физкультурный зал. Там будут стоять сотрудники милиции. Мы уже все обговорили. Сегодня здесь будут дежурить сотрудники МВД и министерства безопасности. По-моему, человек двадцать или тридцать. Я не совсем понимаю, зачем нужно такое количество вооруженных людей, но руководству виднее. Мне звонили из нашего министерства, чтобы я оказал любую помощь.
— Достаточно, — сказал Курбанов, — по-моему, мы злоупотребляем терпением директора.
— У меня только один, последний вопрос. Вернее два вопроса.
— Один, — отрезал Курбанов, — и давайте закончим.
— Хорошо, — Дронго задумался, чтобы сформулировать два вопроса в одном, — если вы работали в этой школе в восемьдесят пятом, — сказал он наконец, — кого именно из бывших учеников вы могли бы подозревать в совершении убийств?
— В то время я работал в другой школе, — ответил директор. — Был завучем. Поэтому ничего не могу вам сообщить. До свидания. Приходите сегодня вечером. Дети специально разучили несколько номеров, чтобы порадовать взрослых. Особенно выпускники прошлого года. Они придут в полном составе. Знаете, как бывает. Сначала, в первый год, приходят все. Потом половина. Через пять лет уже не больше четверти. А через десять — только семь-восемь человек. Редко какие классы собираются в полном составе. Вот вы сколько лет не были в школе?
— Много, — согласился Дронго, — очень много. Спасибо вам за все. До свидания.
Они вернулись к входной двери, где их ждал Вейдеманис.
— Как прошли переговоры? — спросил Эдгар.
— Прекрасно. Мне понравился директор. Конечно, у него масса проблем и забот, но, в общем, он верно мыслит. А это очень важно, когда воспитываешь детей. Это, может быть, самое важное в нашей жизни. Ему обещали, что здесь ночью будет двадцать или тридцать человек охраны.
— Может, вообще ничего не случится? — улыбнулся Вейдеманис.
— Уже случилось, — Дронго, — если они вызвали столько людей, значит, не уверены в своей версии случайных совпадений. Мне не нравится и эта запутанная история с Габышевым. Для убийцы такая охрана не проблема, он ведь войдет со всеми остальными. Поэтому я боюсь, что у нас впереди длинная ночь.
Глава 7
Обедать Дронго повез своего друга в небольшой ресторан в центре города. В последние годы здесь открылось множество самых разных ресторанов, рассчитанных не только на иностранцев, но и на местных жителей, уже успевших побывать во многих европейских странах и полюбивших экзотические блюда. Кроме китайских, начали появляться японские, таиландские, индийские, немецкие, французские и американские рестораны. В них могли позволить себе обедать только состоятельные люди, тогда как простые горожане предпочитали турецкие ресторанчики или местные заведения, в которых цены были во много раз ниже. В городе можно было вкусно пообедать за небольшие деньги, местные предприниматели обычно не обдирали посетителей, предпочитая сохранять клиентов.
Дронго был гурманом, но сейчас у него не было времени на гастрономические изыски. Однако, попадая в тот или иной город, он всегда предпочитал местную пищу, справедливо полагая, что тамошние повара разбираются гораздо лучше в своей национальной кухне, чем в какой-либо другой. Блюда из баранины были традиционными для азербайджанской кухни, а Дронго предпочитал не только сытную мясную еду, но и блюда из теста. Здесь их с Джил вкусы совпадали. Правда, она любила равиоли и пиццу,
