Ахмедов допрашивал его именно на русском.
— Ты дружил с Керимовым? — сразу спросил майор.
— Мы вместе учились, — осторожно ответил Магеррамов.
— Это я знаю, — нахмурился Ахмедов, — я хотел уточнить: как хорошо ты его знал?
— Много лет знал. Дружили, — Фазиль почувствовал, что чем-то вызвал недовольство сотрудника органов, и сразу попытался исправить положение. — Мы очень дружили, — добавил он.
— До тебя нам рассказали, что Керимов вас обижал, — усмехнулся Ахмедов, — ты хоть нам расскажи, как он тебя обижал.
— Не обижал, — приложил обе руки к сердцу Магеррамов, — совсем не обижал. Мы очень дружили.
— С кем вы еще дружили? — неожиданно спросил Дронго. Верный своим принципам, он никогда не обращался к незнакомым людям на «ты», даже если они позволяли это делать.
— Со всеми дружили, — Магеррамов повернулся к нему. Его смущал этот неизвестный. С одной стороны, он тоже принимает участие в допросе, а с другой — разговаривает вежливо, обращается на «вы», и вообще известно, что Раис привез его из Москвы. Он эксперт. Конечно, у него нет власти, как у этого майора, но лучше и с ним быть поосторожнее.
— Говорят, что вы больше всех общались с Рауфом Самедовым? Это верно? — уточнил Дронго.
— Да, да общались. Как со всеми. Наши сестры дружили, — на всякий случай сообщил Фазиль, испугавшись, что именно его могут обвинить в убийствах.
— И вы вместе смотрели видеомагнитофон, — напомнил Дронго, — у других ведь не было такой дорогой игрушки.
— Смотрели, — кивнул, облизнув пересохшие губы, Магеррамов, — но только разрешенные фильмы. Только разрешенные.
«Прошло столько лет после развала Советского Союза, уже нет диктата партии и КГБ, а он все еще боится, — подумал Дронго. — Может, я и не прав. Может, тот режим, так калечивший души людей, должен был рухнуть. Рухнуть, чтобы появились другие люди, без постоянного чувства страха. Они не будут бояться смотреть те фильмы, которые им нравятся. Может, я не прав, когда сожалею о распаде Союза?.. Нет. Это разные вещи. Режим кретинов, который нужно было менять, и моя собственная страна, которую нельзя было разрывать на части. Эти два понятия не тождественны. Это совсем разные вещи».
— Кто еще с вами смотрел «разрешенные фильмы»? — спросил Дронго.
— Мы все вместе собирались, — облизнул губы Магеррамов, — иногда и мальчики, и девочки.
— Коллективное приобщение к культурным ценностям, — прокомментировал Дронго. — Теперь я верю, что вы очень дружили.
Ахмедов недоуменно смотрел на него. Он не мог понять, о чем идет речь. Вейдеманис усмехнулся. Парадоксальность мышления Дронго не была для него новостью.
— Кто, по-твоему, мог убить Керимова? — спросил Ахмедов, решив, что пора брать инициативу в свои руки. — Кто это мог сделать?
— Из наших никто, — испуганно прошептал Магеррамов, — никто не мог его убить. Игоря все уважали. Он был такой справедливый. Всем помогал.
— Вам тоже? — спросил Дронго. Магеррамов метнул на него испуганный взгляд.
— Мне тоже, — подтвердил он, — у меня всегда было все в порядке.
— А почему вы так неожиданно ушли из Министерства финансов?
Вопрос Дронго заставил Магеррамова вздрогнуть.
— Почему ушел? — он явно тянул время. — Я перешел на другую работу.
— На какую?
— В Министерство торговли.
— А сейчас снова вернулись в финансовые органы. Вы ведь, кажется, работаете в банке?
— Да, — Магеррамов нервничал все больше и больше, оглядываясь по сторонам.
Вейдеманис видел его волнение, но не понимал причины. А Дронго, почувствовавший состояние Магеррамова, уверенно задавал следующие вопросы.
— Странно, — громко сказал он, — обычно финансисты не любят уходить в торговлю, считая это менее престижным. Кем вы работали в Министерстве финансов?
Магеррамов затравленно посмотрел по сторонам. Даже Ахмедов насторожился, чувствуя, как он нервничает.
— Я работал… Я работал в министерстве…
— Кем?
— Заместителем начальника управления, — выдохнул Магеррамов.
— И на какую должность перешли в Министерство торговли? Отвечайте, мы вас слушаем.
— Я… Мы… Я перешел работать сотрудником планового отдела Министерства.
— И вы хотите нас уверить, что ушли добровольно? — закончил Дронго. — Признайтесь, Магеррамов, что у вас были неприятности.
— Проверка была, — вздохнул Фазиль, — прокуратура начала проверку деятельности министерства. Нашего министра к тому времени сняли, и меня тоже.
— И Керимов вам не помог? Только не лгите, Магеррамов, это ведь легко проверить. Мы можем опросить ваших бывших коллег, уточнить в прокуратуре, в вашей семье. Он вам помог?
— Да, — почти с отчаяньем выкрикнул Магеррамов, и сам испугался собственной смелости, — да, он мне помог тогда. Он веем помогал.
— Всем помогал, — задумчиво повторил Дронго. Он подошел ближе, взглянул в глаза Магеррамову, положил свои руки на его и очень тихо спросил:
— Сколько вы ему заплатили?
Магеррамов дернулся, но Дронго крепко держал его за руки.
— Нет, — крикнул испуганный Магеррамов, решивший, что его собираются арестовывать. — Я не убивал, честное слово! Это не я. Мы с ним вместе учились… — он чуть не плакал. — Я дал ему десять тысяч, — выдавил наконец Фазиль, — десять тысяч долларов.
Дронго отпустил руки Магеррамова и отошел от него. Потрясенный Ахмедов смотрел на Дронго, ничего не понимая.
— Откуда вы узнали про деньги? — невольно спросил майор.
— Я не узнал, я догадался, — вздохнул Дронго. — Мой отец всю жизнь работал в правоохранительных органах. О нем до сих пор ходят легенды. Так вот, он говорил мне, что времена изменились. Больше никто не помнит ни дружбы, ни чести, ни совести. Могут в знак уважения сделать одолжение на сто рублей. Сто первый уже хотят наличными. Я вспомнил эти слова отца. Видимо, Керимов помогал не только своему бывшему однокласнику и получал за это неплохие комиссионные. Верно, Магеррамов?
— Все так живут, — пролепетал Магеррамов, уже понявший, что никто не собирается его обвинять.
— Ты за всех не говори, — разозлился Ахмедов, — если ты жулик, это еще не значит, что мы все такие, — добавил он по-азербайджански, чтобы Вейдеманис не понял.
— Где вы были в момент убийства? — спросил Дронго.
— Спускался вниз, — вздохнул Магеррамов, — кто мог подумать, что все так случится.
— Никого из своих одноклассников не видели?
— Видел. Кажется, Свету Кирсанову. Она, почему-то, поднималась наверх. Дронго и Ахмедов переглянулись.
— Кого еще? — спросил Дронго.
— Больше никого. Когда свет выключился, я повернулся, чтобы вернуться в основное здание. Прошел по коридору. Там полно молодых ребят было, все смеялись, шутили. А потом свет включили, вернее пробки поменяли. Я как раз вышел к подсобке. Увидел, как оттуда выходят наш директор и сторож. Потом они закрыли дверь, и я вернулся в конференц-зал. Оттуда меня позвали к вам.
— Ясно, — сказал Дронго, — у меня больше вопросов нет.
— Кто мог это сделать? — спросил Ахмедов, — как ты думаешь? Мы хотим знать твое мнение.
— Не знаю, — снова занервничал Магеррамов, — из наших никто. Нас всех проверяли на
