детекторе.
— Когда тебя проверяли, ты больше всех нервничал, — напомнил Ахмедов, — мне кажется, и в банке у тебя не совсем чисто. Нужно будет тебя проверить.
— Уже проверяли, — сразу сказал Магеррамов, — и ревизия была. У нас все в порядке.
— Поэтому ты больше всех волновался? — насмешливо спросил Ахмедов. — Ладно, иди отсюда и не болтай.
— Позовите Свету Кирсанову, — попросил Дронго на прощание.
Когда Магеррамов вышел, Эдгар задумчиво сказал:
— Я думал, что такие люди совсем перевелись. В нем все еще живет страх перед системой.
— Во-первых, здесь система сохранилась, — напомнил Дронго, — и даже наоборот, усилилась. Раньше сотрудники правоохранительных органов хоть чего-то боялись. Партии, начальства, Москвы. Сейчас во многом полный беспредел. А во-вторых… Ты знаешь, мой любимый русский писатель — Чехов. Мне всегда нравились и его рассказы, и его повести. Добрые, ироничные, мягкие. Его выстраданные пьесы с массой нюансов. Но с одной его фразой я категорически не согласен. Он писал, что можно выдавить из себя по капле раба. Так вот — раба выдавить невозможно. Нужно родиться свободным человеком. И только так.
— Разрешите? — в класс вошла Кирсанова. При ее появлении Дронго оглянулся, а Вейдеманис и Ахмедов невольно поднялись со своих мест.
— Здравствуйте, — кивнул Дронго, — проходите, пожалуйста, и садитесь.
Она прошла мимо него и села на стул. Женщина, очевидно, сознавала, как ее появление мобилизует мужчин. Она посмотрела на вскочивших Вейдеманиса и Ахмедова и улыбнулась.
— Вы хорошо знали погибшего? — решил сразу исключить лирику из их общения Дронго.
Кирсанова невольно напряглась. Обычно с ней мужчины начинали ворковать, а у этого человека в голосе был слышен металл. Или ее красота на него совсем не действует? Она внимательно посмотрела на Дронго.
— Естественно, хорошо. Я с ним училась в одном классе. Мы были очень дружны.
— Но сидели вы с Габышевым за одной партой. С ним вы тоже дружили?
— Вам уже рассказали про меня гадости, — она недовольно пожала плечами, — пусть говорят. Все девочки мне завидовали, не любили меня. Так до сих пор и осталось. Да, я дружила и с Габышевым, близко дружила. Очень близко. Если вы спросите, были ли у нас интимные отношения, я вам тоже отвечу. Будете спрашивать?
— Не буду. Меня больше интересует погибший Керимов. У него были враги?
— А вы знаете человека, у которого нет врагов? — усмехнулась она. — Наверняка были. Игорь был прокурором, а на этой должности друзей бывает мало. В основном знакомые и враги.
— Вы мизантроп, — сказал Дронго, глядя ей в глаза.
— Какая есть. Не притворяюсь.
— Нам рассказали, что три года назад во время восхождения Рауф Самедов и Владимир Габышев поспорили друг с другом из-за вас. Это правда?
— Господи, ну и люди. Это тоже успели рассказать. Наверно, правда, раз говорят.
— Правда или нет?
— Ну, правда. Они действительно поспорили. Только разве Рауф умел спорить? У него всегда были такие печальные глаза. Мы однажды костюмированный бал устроили, и все надели маски, так я его тогда по глазам узнала. А у Вовы глаза были другие…
— Не печальные?
— Нет, конечно. Глаза победителя. Как у вас. Когда видишь глаза мужчины, сразу понимаешь — лев он или заяц. Большинство — зайцы, ну а некоторые — шакалы.
— Будем считать, что я понял вашу звериную классификацию, — пробормотал Дронго, — но мне непонятно, почему вам не нравятся глаза победителя. По-моему, это нормально для мужчины.
— Нет, не нормально, — они смотрели друг другу в глаза. Она выдержала его взгляд. — Такие мужчины бывают одиноки, — прошептала Светлана, — с ними рядом не бывает женщин. Они им не нужны. Такие мужчины самодостаточны. Только у Вовы глупая самодостаточность, он считает себя красивее и умнее других, а у вас, очевидно, — от сознания вашей силы. Вы ведь не женаты, верно?
Дронго отвел глаза и посмотрел на Вейдеманиса. Тот усмехнулся.
— Женат, — вдруг сказал Дронго с огромным удовольствием, — и моя жена ждет ребенка.
— Возможно, я ошибаюсь, — сказала Светлана, — только бедному Игорю от этого не легче.
— Скажите нам, Кирсанова, где вы были в момент убийства? — решив, что пора вмешаться, спросил Ахмедов.
— Прошла в конференц-зал. Нас как раз сопровождали сотрудники полиции. Я еще подумала, что иду с эскортом полицейских. Мы были вместе с Лейлой Алиевой. Когда погас свет, мы потеряли друг друга, а потом вы нас сюда позвали, и я узнала об убийстве Игоря.
— Вы замужем? — уточнил Ахмедов.
— Это имеет отношение к убийству Игоря? — спросила она. — Нет, я не замужем. Разведена, у меня дочь.
— Чем занимается ваш муж? — Ахмедов поднялся и подошел ближе, словно хотел заявить свои права на эту красивую женщину.
— Он был режиссером в ТЮЗе. Сейчас работает в какой-то коммерческой структуре, точно не знаю.
— А сами вы где работаете?
— В английской фирме. Ее филиал открылся у нас два года назад. Они занимаются полиграфическими услугами. Их офис в старом городе, в Ичери-шехер.
— Совместная англо-бельгийская фирма, — вспомнил Ахмедов, — она арендует целое здание. Кем вы там работаете?
— Кем я могу работать? Секретарем директора по связям. Мистера Сервиса.
— Это его фамилия? — не поверил Ахмедов.
— Да. Мистер Джордж Сервис.
— Сколько вы получаете? — подозрительно спросил Ахмедов.
— Много. И налоги плачу большие. Или вы хотите, чтобы я платила еще больше? Ахмедов сконфуженно посмотрел на Дронго, потом прошел на свое место. У этой женщины язык, как бритва.
— Вы знаете английский? — спросил Дронго, чтобы дать ей возможность успокоиться.
… — Знаю, — кивнула она, — не в совершенстве, но неплохо.
— Интересная работа? — тихо спросил Дронго, подходя к ней.
— А как вы думаете? — она скривила губы. — Тоже мне, апостолы цивилизации. Ни один из приехавших сюда англичан не читал и десятой части тех книг, которые читали мы. Про Уэллса и Моэма они даже не слышали. Я уже не говорю о других. Им это не нужно. Для них главное — бизнес. Кто такой Гофман, не знают. Про братьев Гримм никогда не слышали. Такое ощущение, что их растили в инкубаторах.
— У вас, очевидно, работают не самые лучшие интеллектуалы.
— Вот именно, — кивнула она, — интеллектуалы. Занимаются полиграфией, а сами ни черта не смыслят в писателях. Вот о материалах для обложки или о красках они могут говорить часами. Или о ценах на бумагу.
— А уйти вы не можете, — закончил за нее Дронго, — другой работы сейчас нет.
— Конечно, нет. Иначе бы давно на все плюнула и ушла.
— С мужем отношения поддерживаете?
— Нет. Давно разошлись. Три года назад. Мой брак был ошибкой. Еще что-нибудь интересует?
— Ваши бывшие одноклассники вспоминали, как он приезжал к вам на встречу. Перед тем, как вы уехали в горы.
— Ну вот тогда последний раз и встречались. Он оказался слабым человеком, пил сильно, в общем, что говорить. Сейчас даже о дочери редко вспоминает.
— Девочка живет с вами?
