– Девушка, потанцуем?
– Нет, извините, я не танцую.
Долговязый парень, склонившийся над столиком, отошел вертлявой походкой и тут же подцепил какую-то девицу, оказавшуюся более сговорчивой. Римма бездумно посмотрела вслед парочке, которая с места в карьер приклеилась друг к дружке так, словно эти двое встретились не вот только что, а знакомы с детского сада. На худой конец, со школьной скамьи. Парень сразу подхватил девчонку под попку, на которой чуть не лопалась юбочка, и в следующую минуту они уже целовались взасос. Вообще молодняк кругом большей частью не столько танцевал, сколько тискался и целовался. Римма представила, что будет, если она отзовется на чье-то приглашение, и брезгливо передернулась. Деткам около 20, это в общей массе, есть гораздо младше, конечно, и старше есть, но никак не более 25. Все-таки она не педофилка, неумелые тисканья и слюнявые засосы на шее ее не привлекают.
Не педофилка, нет? А за каким чертом она сюда приперлась, если не ради того, чтобы потискаться с мальчишкой, который ей, грубо говоря, в сыновья годится?
К примеру, живя в Средней Азии, она вполне могла бы родить ребенка в 12 лет. И он теперь был бы как раз такого возраста, как Никита…
Римма снова передернулась. Какое счастье, что она не живет в Средней Азии!
Однако сколько можно тут сидеть, как дуре, и передергиваться? Похоже, он не придет. Неужели передумал? А он что, обязан торчать в «Барбарисе»? Ну оформлял клуб, так это же не значит, что теперь тут надо прописаться… Хотя Римма слышала как минимум от трех любительниц ночной жизни, что Никита Дымов украшает своим присутствием почти все тусовки в «Барбарисе».
Вот именно – почти. Информаторы Риммы ошиблись, теперь это ясно. Но гораздо хуже, что ошибся и Марк.
Римма зажмурилась. При воспоминании о Марке щеки ожгло так, что она невольно прижала к лицу ледяные ладони. И сразу в дрожь бросило.
Нет, лучше не вспоминать, лучше не думать об этом безумии. Конечно, безумие – иначе не назовешь. Она не только педофилка – она и сумасшедшая извращенка. Чокнутые кришнаиты, за которыми она с насмешкой наблюдает на Покровке, – это образцы здравомыслия и душевной стойкости по сравнению с ней. Они верят в Кришну, она – в любовную магию. Велика разница! Ходят слухи, что эти кришнаиты напропалую имеют друг друга во время исполнения своих ведических или каких-то там обрядов. Ну а она чем лучше? Переспать с одним, желая завлечь другого!
Магия не магия, но Марк наверняка ей что-то подсыпал тогда в чай, а потом и в вино. У нее голова была как чугунная наутро, когда она проснулась, не помня, как добралась домой. Так и не вспомнила, хотя, конечно, никакого большого секрета тут не было. Наверное, Марк вызвал такси и заплатил шоферу, ну а уж до квартиры Римма добралась на автопилоте. Это скрылось в безднах памяти. Туда же кануло практически все, что у них происходило с Марком…
А впрочем, воспоминаний осталось достаточно, чтобы почувствовать себя то ли последней блядью, то ли сумасшедшей. Скорее всего, она – то и другое вместе.
Заломило в висках. Музыка грохотала как одурелая, медленное качание пар кончилось, все скакало и прыгало вокруг, орало и визжало. По стенам метались разноцветные блики. Может быть, она уже в аду? Говорят же, и не зря говорят, что заниматься магией – грех. И хоть Марк обставился как надо, весь свой кабинетик увешал иконками, это все только декорации. На самом деле грех остался грехом, и за это Римма обязательно будет наказана. Да она уже и наказана.
Грешникам и грешницам положено раскаиваться и оправдываться. Бог, если он только есть на свете, знает, какова степень ее раскаяния. Так бы и убила себя! Зарезала, застрелила, повесила! Только ведь это еще больший грех. А в оправдание того, предыдущего, можно сказать одно: Римма была не в себе, когда позволила Марку себя поцеловать. Она так измучилась, у нее вся душа надорвалась, сколько раз она звонила Никите и сколько раз натыкалась на его ледяное равнодушие: «Мне некогда, работы много, извините, я занят, и вообще не звоните мне больше!» Придя к Марку и рассказывая, что результат его магических действий равен нулю, вернее, минус нулю, она сердито спросила:
– А вы случайно объекты не перепутали?
– А что? – почему-то засмущался Марк. – Почему вы спрашиваете? Вы что, заметили повышенный интерес к вам со стороны другого мужчины?
«Да, с твоей стороны!» – хотела она ляпнуть ехидно, потому что только слепой не заметил бы, как он пялился на ее ноги и как при этом ерзал, пытаясь устроить свои, так сказать, чресла поудобнее. Но почему-то пожалела его, не стала издеваться над человеком и сказала правду:
– Да мне почему-то кажется, что вы эти… магические чары… направляли не на него, а на меня. Потому что я гораздо сильнее все это чувствую, знаете, меня будто какой-то туман окутал, я словно иду по какому- то коридору, со всех сторон серые стены, которые отрезали меня от мира. Один только свет впереди…
Она умолкла, устыдясь той горячности, с какой звучали ее слова, но Марк смотрел участливо, понимающе:
– И это – Никита, верно?
– Ну да.
– То, что ваши чувства стали более концентрированными, это понятно, – кивнул Марк. – Ведь направляю я на нашего героя не свои эмоции, а ваши, вся эта магическая энергия через вас проходит, вы этого не можете не ощущать. Значит, вы говорите, он не хочет больше встреч… А это, пожалуй, неплохой признак.
– Что-о? – Римма вытаращила глаза. Ничего себе! Да этот красавчик заговаривается, что ли? Неплохой признак, вот так номер! Это все равно как если бы врач сказал, что смерть больного – неплохой признак здоровья.
– Я имею в виду, что он вас стал бояться. А вернее, он боится своих чувств к вам. То есть некие вибрации до него уже дошли. Происходит ломка и сознания, и душевного мира. Конечно, это ощущение для него непривычно, поэтому он его боится. И интуитивно отшатывается от вас. Чтобы это его состояние перешло в другое качество, чтобы отторжение стало притяжением, должно пройти время.
– Например, сколько?
– Время, говорю я, – настойчиво повторил Марк. – Его душа – словно сухая губка, которая должна пропитаться влагой вашей любви. И только тогда…
– Тогда – когда? – не унималась Римма. – Через сколько? Через месяц? Через два? Полгода, год? Или еще больше?
– Ну… думаю, больше месяца точно пройдет, – сказал Марк, и она услышала нотку фальши в его мягком, красивом голосе.
То, что он гонит пену, Римме почудилось еще при слове «вибрации», которое она почему-то ненавидела. И теперь она практически уверилась в своей догадке.
Чепуха! Все – чепуха. Этот парень будет просто вытягивать из нее деньги, на каждом сеансе обещая райские кущи, а выманивая все больше и больше. Думает, она у него на крючке? Нашел дуру! Да она сейчас повернется и уйдет, и пусть он остается со своими вибрациями и своей неутоленной похотью!
Римма уже начала нашаривать на спинке стула ремешок сумочки. Ну да, она уйдет… И что потом? Опять ощущать, как ежедневно из тебя уходит жизнь и молодость? Никто не поймет ее, никто, кроме женщины, которую пронзила та же стрела: любовь к молодому, красивому, недоступному, губительная страсть, постыдная с точки зрения общества. А главное – безнадежная! Они есть, такие несчастные, их много больше, чем кажется, потому что у большинства хватает силы духа скрывать свою последнюю любовь, таить ее от окружающих, и даже от того, кого они любят, и даже от себя.
А у Риммы не хватило сил скрывать свои чувства. И что ее ждет впереди? Никита от нее отшатнулся, Марк поманил искоркой счастья, а оказалось – врет, Григорий… Григорий, бывший прибежищем во всех бедах, все больше и больше отдаляется от нее. Или это она от него отдаляется?.. Да конечно, она, Григорий ведь ради нее с женой развелся, а она, Римма… Хоть бы чуточку радости ощутила – нет, пусто в душе. Нечем радоваться. Трещина между ними все глубже, и ночи только разделяют их, хотя раньше сближали, могли исцелить любые раны и навести мосты через все пропасти.
Ночи усугубляют беду, утра усугубляют горе. Ты подходишь к зеркалу – еще в ночной рубашке, непричесанная, неумытая, с подпухшими со сна глазами, с рубцом от подушки на щеке, вся какая-то
