– А я назвала овечку Пчелкой. А лошади видят в темноте?
– Я вижу в темноте, этого вполне достаточно, – сказал Микарий и прибавил шагу.
Курочка шумно выдыхала и с каждым шагом кивала в такт головой, луна то и дело заплывала за небольшие облака, тогда голова Макара впереди не светилась антрацитом, отражая ее холодное свечение.
– Можно я слезу и пойду с тобой рядом? – спросила я у пруда, где впервые встретила Агелену.
– Нельзя.
– Я буду с другой стороны лошади!
– Нельзя. Держись от меня подальше.
– Я не могу ехать на лошади, у меня антилошадность!
– Чего?
– Это такая нервная болезнь, спроси у Оси. Давай меняться. Ты сядешь верхом, а я поведу!
– Ты не знаешь дороги, – заявил Макар и больше не отвечал ни на какие мои призывы и просьбы до самого хутора.
Из старой накренившейся избы выбежали два высоких худых мальчика, и старший, принимая Курочку, посмотрел на меня укоризненно.
– Пойдешь в избу попрощаться с дедом? – спросил он у Макара. – Может, помрет зимой.
Мы пошли в дом.
Старик лежал на лежанке у печки, пил чай и хитро улыбался, и у меня сразу пропало ощущение неудобства, потому что я почувствовала – так улыбающийся человек этой зимой не помрет.
– На кладбище собрались? – ошарашил он нас с порога. – Опоздаете…
– В каком смысле? – Макар подвинул тяжелый старый табурет и сел рядом со стариком, привычно задвинув ногой под лежанку то ли плевательницу, то ли горшок – я не разглядела.
– Смыслов в этом нету никаких, – кивнул старик, – а ведь гляди-ка, как народ припекло! Куриловы пошли – отец с сыном, Ипатов пошел, который старший из двойняшек – младший в город уехал позавчера, изведется ведь, что прозевал! Агафоня пошла!
– Агафоня?.. – сморщил лоб Макар, вспоминая. – Так ей же… ей же лет сто!
– А я что говорю? А туда же! Приходила за лопатой. Чего, говорю, свою лопату не берешь, чумарка ты старая? Говорит, с лета обе сломаны, когда нанимала пришлых яму под нужник копать. Да… А я ведь знал, что так и будет!
– Как? – не удержалась я и выступила.
Старик оглядел меня пристально, повел глазами на Макара, потом на меня и крякнул.
– Это которая же?
– Старшая.
– Я и гляжу, что старшая. Младшая твоя племянница как огнем сполохнутая. И сейчас такая же рыжая?
– Что вы знали? – не выдержала я спокойной их беседы.
– Что не будет этому немчуре и на том свете покоя. Как только Рута Даниловна его вот так легонько ручкой от жизни отмахнула, я сразу подумал – эко у нее глаза посветлели! От такой ее сердитости ему и мертвому не лежать спокойно. Так и есть. Говорят, ночью приезжали из города люди, разрыли могилу немчуркину, – то ли спросил, то ли сообщил он, не демонстрируя сильного интереса.
Макар промолчал.
– А наши-то, хуторские, похватали лопаты и бежать сегодня на кладбище. Кто захотел могилку подправить, кто так, прогуляться на ночь глядя, – многозначительно шевельнул старик бровями. – Не поверишь – Агафоня, и та пошла! Ну да я уже говорил… Сказали, прошлой ночью нашего Дмитрича туда водили, просили показать немчуркину могилу. За деньги! Да-а-а… И он пустил слух, что не нашли в ней, чего искали. Мол, обещали вернуться. Не знаю, что наши хуторские будут там рыть, только ты ружьишко-то прихвати. – Старик повернул породистую, заросшую густыми седыми волосами голову и крикнул: – Артема! Принеси Макару ружье.
– Ты там с ружьем поосторожней, дядя Макар, – сказал басом старший Артем, протягивая ружье.
– Кому наказываешь? – рассердился старик. – Забыл, кто тебя стрелять учил?
– Да я ведь к тому, что Курилов сын брал у нас по весне взаймы мешок картошки на посадку, – объяснил мальчик. – Ну как с ним что случится? С кого тогда спрос?
– Ты вот что, Артема. Печь у тебя к зиме совсем скособочится, – встал Макар, прощаясь. – Топить будет трудно. Вы тогда уж поживите со стариком в доме Руты Даниловны, сделайте нам такое одолжение, присмотрите за хозяйством. – Он сумрачно глянул на меня. Я сначала застыла от его близких зрачков, потом дернулась и кивнула.
– Конечно, если вам не трудно, поживите, пожалуйста, я буду только рада, там места полно.
– Мы много места не занимаем, – серьезно заметил Артем, – а вот как коз в такую даль переселять? Да и сено придется перевозить. Дрова опять же…
– Дров там не требуется – котел газовый. А для перевозки сена ты Курочку приспособь, – посоветовал Макар, уже пригнув голову в дверях. – Я тебе ключи повешу тут в коридоре на гвоздике. Ты подумай.
– Ты того… дядя Макар. Ты ключи не оставляй. Есть у меня ключи. Прошлым летом забрал в пустом доме вашего сторожа. Ты чего не подумай, я забрал, чтоб другие не взяли. Там уже и рамы повытаскивали, из подпола даже банки пустые унесли, что ж там ключам висеть на заглядку.
– Каков поганец? – с гордостью кивнул старик.
Выскочив за Макаром на улицу, я схватила его за руку:
– Зачем ты взял ружье?
– Старик сказал, – коротко ответил Макар.
– Эти люди… с лопатами на кладбище – они что, собрались копать на наших могилах? Что вообще происходит?!
– Я тебе скажу, что происходит! – Он выдернул руку и пошел вперед, не оглядываясь. – Твои новые родственники приехали на кладбище и разрыли могилы. И еще позвали местного жителя, чтобы тот поучаствовал. А народ тут простой. По их разумению, как намекнул старик, только могилы Воськиных могут представлять какой-то исследовательский интерес. А не найдут сокровищ, так хоть убедятся, что не зря Руту считали ведьмой! Что-то да найдут! – Его голос стал сердито срываться, я еле успевала за ним. – Набегай, повеселись! Городским можно, а нам – нельзя?
– Это же… Это же противозаконно, за это статья полагается!
– Неужели? – Резко остановившись, он вдруг возник передо мной в темноте совсем близко.
– Я хотела сказать, что с моими новыми родственниками и их моральными устоями все понятно, но как подобное свое поведение объяснят местные жители?
– А никак. Под шумок раскопают, а потом все свалят на богачей в джипах!
– Макарушка, прошу тебя, не надо нам сейчас туда идти! – взмолилась я, вдруг представив, как он стреляет по могилокопателям у креста Руты.
– У меня нет возможности идти туда с тобой в другой раз. Не пойдешь сама – силой потащу!
И ведь потащил! Тащил за руку, упирающуюся. Сказал, что волоком потащит на куртке своей, если перестану ногами двигать. Я уже подтянула его руку к лицу и примерилась укусить – как раз в выступающую косточку большого пальца, но передумала: призрак бешеной Авоськи вдруг возник далеким огненным сполохом и обсыпал искрами горизонт.
У самой часовни на кладбище я разглядела – это хуторские жгли костер и подсыпали в него для азарта и веселья пороху, чтобы искрилось. Лопаты стояли рядом, воткнутые в землю. Мы молча прошли мимо, крепко ухватившись за руки, и спокойным шагом направились к ограде Воськиных.
– А ружьишко-то Кольцовых, – заметил сиплый голос нам в спину. – Зря прибежали. К вашему месту не подойти, и к крестам не подойти.
Макар резко остановился – я чуть не упала. Он стоял и ждал, не говоря ни слова, сильно сжимая мои пальцы в ладони, предупреждая тем самым и меня не раскрывать рта.
– И даже к оградке не подойти! – крикнул наконец визгливый женский голос. – Во-от такие пауки, ей- богу, не вру! С ладонь, скажи, Колька!
– Черно-красные, мохнатые и с ладонь размером! – раздался густой голос. – Я таких сроду не видал. И
