– Заткнись! – Генерал медленно поднялся и посмотрел на внука. – Ничего он не знал в восемьдесят девятом.
– А чей я сын? – спросил Ося с надеждой. – Правда, что не Гамлета?
– Он знал, иначе не предлагал бы мне, десятилетней, замужество! Он уже тогда знал, что не будет вместе с этой женщиной!
– Ося, не слушай, эта!.. Это поганое насекомое врет, она ничего не знает, просто хочет нас поссорить. У нее нет никаких доказательств, это же смешно! Ося, я клянусь, твой отец – Гамлет!
– Поосторожней с клятвами, старик. Хотя, если ты сейчас пообещаешь Осе сделать сравнительный анализ ДНК на отцовство, я с удовольствием предоставлю необходимый материал.
Наступила гробовая тишина.
Потом Ёрик тихонько екнул нутром, словно подавил в себе подступившую икоту, и медленно сел там, где стоял, – на ковер посередине комнаты.
Могу поспорить, что в тот момент Генерал подумал о пропавшем теле мертвого Кобрина – по его лицу, на которое нельзя было смотреть без содрогания, так оно все перекосилось, можно было догадаться, как он себе это представляет. Начиная с раскопки неизвестной пока могилы. Откуда ему было знать о медальоне дочери с фотографией Кобрина, вырезанной из школьного альбома, и прядью его волос. Волос, как уверял меня Ося, расписывая достижения в области клонирования, вполне достаточно для анализа ДНК.
– Как ты смеешь вести такой разговор при ребенке? – очнулся Генерал, шагнул ко мне, и я заметила, что его руки трясутся.
– Именно что при ребенке. Ты со своей армейской тупостью думал, что всех осчастливил, да? Имеешь при себе навеки преданных рабов, а о ребенке ты подумал? Гамлет не смог преодолеть в себе чувство обманутого жениха, и первым это на себе почувствовал Ося! Я не знаю, может быть, Гамлет и твоей дочери дал понять, насколько не умеет прощать. Представь, что ей пришлось вынести в этом доме – от брачного ложа до бритвы в ванной, но Ося!.. Ты хотя бы понимаешь, что полностью перевернул в голове своего сына восприятие отцовства как родства?
– Я тебя убью! – придумал наконец Генерал выход из положения и слегка успокоился.
– Сначала ты уберешься из этого дома и больше сюда не сунешься. Потому что я завтра же позову рабочих, мы вытащим перламутровую ванну в коридор и поставим ее у входной двери! Приходи в гости, если сможешь пройти мимо этого сооружения, потому что я возьму у твоего внука парочку флаконов красной туши и залью ее – Ося так иногда пугал домработницу!
– Замолчи, несчастная! – поднял руки вверх, словно сдаваясь, Генерал. – Как ты смеешь так глумиться над смертью?
– Ты назвал меня мерзкой козявкой и поганым насекомым, ты еще не сказал, что я – паук! Я принимаю смерть так же, как и жизнь. Они существуют вместе! А ты, храбрый вояка, почему боишься перламутра в красных подтеках? Ты, который сделал все для счастья дочери – лишил ее отца ребенка и отдал на откуп собственной безопасности другому мужчине!
– Я только зашел поговорить о внуке! – сдался Генерал, отступая к двери. – Англия, колледж, все уже решено…
– Кончен разговор. Я предлагала тебе договориться – ты меня оскорбил. Убирайся.
– Что же ты наделала!.. – не может опомниться он. – Как же ты посмела все это сказать?.. Как ты узнала?! – закричал он, выискивая глазами Ёрика, но терзать жиденка не стал – Ёрик сидел на полу, расставив в стороны ноги, и смотрел на меня ополоумевшим взглядом совершенно потрясенного человека.
Генерал отлепился от него глазами, но на мое лицо посмотреть не решился, бормотал, глядя в пол:
– Ты безжалостная стерва…
– Выход направо.
– Ты лишила Осю отца!
– А ты – сразу двух! Не уберешься – я все расскажу генеральше. Что-то мне подсказывает, что она совсем не в курсе твоих стратегических маневров с женихами дочери!
– Будь ты проклята! – прокричал он, уже невидимый у входной двери.
– И тебе того же.
Стало совсем тихо. Потом Нара зашевелилась и заговорила.
– Нефила, – сказала она с придыханием ужаса, – мне страшно!
– Да, вот такая я страшная! А что, лучше было посюсюкать и отдать ему Осю, да?
– Я боюсь – он же тебя теперь убьет!
– Убьет, как пить дать – убьет! – забормотал Ёрик. – Пристрелит, задушит, загрызет, взорвет, утопит, отравит, зарежет!..
Я смотрела на Осю и искала подходящие слова.
– Покажи мне доказательства, – потребовал он.
– Умоляю вас, только не сейчас! – запричитал Ёрик. – Я не могу больше слышать слово «кладбище», а от упоминания о покойниках у меня начинаются колики. До загниваловского кладбища езды – полдня…
Я легонько стукнула его по затылку. Ёрик замолчал. За это я погладила его по овальной плешке и протянула Осе медальон Синички, который во время нервной беседы для поддержания духа (ну, Синичка, помогай!) зажала в кулаке.
Ося открыл медальон. Нара тоже заглянула в него. Потом они оба посмотрели на меня.
– Это – Кобра? – спросил Ося.
– Я не знаю точно, но мне кажется, что должен быть он. – Под пристальным взглядом Ёрика я твердо заявила: – Я не видела это лицо никогда. Но должны быть школьные фотографии, посмотри альбомы матери.
– Ты устроила весь этот кровавый базар, не зная точно, чье лицо в медальоне? – с ужасом спросил Ёрик, перевалился на бок, потом стал на четвереньки и пополз, стуча коленками, к дивану, где дети рассматривали фотографию.
– Подожди минуточку, что-то я ослеп от страха. – Он отвел подальше от лица руку Оси с медальоном, крепко зажмурился, потом протер глаза. – Ну-ка, поверни на свет.
– Ты что, ничего не знал? – спросила я.
– Потому я тебе и не верю – я всегда все о них знал! Но такое!.. – Кое-как сфокусировав взгляд, Ёрик задержал дыхание, потом шумно выдохнул и кивнул. – Да. Это Кобра. Как все грустно, – понурился он. – Кобра хотел, чтобы Гамлет назвал сына Михаилом. Был бы ты Михаил Викторович Кобрин, то есть… я хотел сказать, если бы ты был… – Он вздохнул и закончил мысль: – Какая странная штука жизнь – говорим о смерти, а на душе просветлело.
– И никаких Ван-Тейманов? – вдруг улыбнулся Ося и толкнул Нару локтем. – Никаких гербов в брачную ночь? Расслабься, старуха! Закатимся в разврат немедленно!
И его вырвало на пол.
Нара заплакала.
– Прекрати реветь! – потребовала я, стуча зубами. – Это у него нервное, ничего страшного. Меня тоже в детстве тошнило, когда я думала о мертвых.
– Мне жалко! – всхлипывает она.
– И мне его очень жалко, перестань, не то я тоже зареву!
– Мне себя жалко! У всех есть папы, даже по два сразу, а у меня – ни одного!
– Зато у тебя есть два брата, две племянницы и Ося. Ося, кстати, тоже брат.
– Нет! – крикнула Нара.
– Как это – нет? Спроси у Еремея Срулевича – по документам он твой сводный брат. Отведи брата в ванну и помоги ему переодеться.
Оставшись одни, мы с Ёриком кое-как вытерли пол салфетками и совершенно спонтанно пошли к бару.
– Все еще не научилась пить водку? – спросил он, наливая мне мартини.
– Ёрик, у тебя нет чувства чего-то незавершенного, недоделанного?
