Шлейф исчез, зато уан выглянул наружу и что-то выразительно продекламировал. Червь переступил с лапы на лапу.
— Это сложно перевести, — сознался он, кашлянул и попытался подражать интонациям Сил'ан:
«Ха! Твоя сейрина уже давно бежала
И бросила тебя со мной сражаться.
Что скажешь ты теперь?»
Хин расправил плечи и, чувствуя, как холодеют, несмотря на жару, кончики пальцев, пробормотал, запинаясь:
«Девичье сердце нежно и пугливо,
Но до последней самой капли крови
Я буду защищать… э-э-э…»
— Да, — добил его Хахманух. — Твои вирши никаким переводом не испортишь.
Уан заговорил снова, лениво, тоном утомлённого злодея.
«Ты не дорос ещё со мной сражаться -
То много чести для простого воина.
Иди же прочь, тебя я отпускаю».
Червь повернулся к Хину хвостом и потопал в крепость. Сил'ан не отводил взгляд, мальчишка смотрел на него столь же пристально. Келеф вдруг хищно щёлкнул зубами, и рыжий упрямец широко раскрыл глаза. Он услышал наяву рёв жутких монстров, бродивших вокруг неприступного замка. Небеса вмиг затянули тяжёлые тучи, крепость устремилась ввысь, и башни её теперь пронзали серую пелену. Ветер засвистел, развевая плащ за спиной. Усталость от долгого пути, полного подвигов и великих свершений, навалилась и схлынула — оставался последний шаг. Враг стоял перед ним, беспечный, слишком уверенный в собственном превосходстве. Хин прищурился, упрямо встряхнул волосами и бесстрашно шагнул вперёд:
«Ты воина отпустил бы,
Я ж — герой,
И коль за мной победа
Будет в схватке,
Я положу конец
Твоим злодействам,
А в этом мрачном
И огромном замке,
Что колдовством твоим
Храним от времени,
Но без тебя рассыпался бы в прах,
Не станет лить печальных слёз
Уж ни одна похищенная дева!»
Хахманух замер, обернулся.
— Нарэньсама! — выдохнул он. — Вот это яростный напор!
Уан опустил ресницы, размышляя, затем произнёс на общем:
— Победа твоя, юный герой.
— Что? — опешил Хин.
Келеф ответил ему на морите и нырнул в сумрак крепости.
— Да, — объяснил червь. — Ты вошёл в образ, а я вышел из него — так ты меня поразил.
— Крылатые, ищите копьё, — распорядился Сил'ан.
Хахманух подбежал к нему.
— Не понимаю, — возмутился он. — Конечно, ты никогда не был лучшим, но уступить человеку! Тем более молодняку!
— Это игра.
— Нужно взять реванш! — всё не мог успокоиться червь.
Уан тихо рассмеялся.
— Как? — удивился он. — Смотри: я уже убит, мой замок обратился в большую горку праха, усыпанную стенающими от боли девами — я держал их не на первом этаже. Знать бы ещё, зачем они были мне нужны.
— А ожить ты никак не можешь? — недоверчиво вопросил Хахманух.
— Нет, — уверил его Келеф. — Потому что это будет совсем другая история.
Женщины спрятались в домах. Двенадцать мужчин, и шестеро из них — старики, увидев двух диковинных существ, собрались на площади с оружием в руках. Уан спокойно миновал их, остановился перед старейшиной. Орур внимательно оглядел его, а затем и копьё в его руках.
— То самое с турнира? — спросил он.
Люди зашептались, когда червь ответил утвердительно.
— Уан Келеф хочет, чтобы ты научил его обращаться с ним, — уверенно пробасил Хахманух, но внутри у него всё сжималось от страха.
— Зачем, — удивился старейшина, — если он и без того одолел сына Каогре? Мне с ним не сравниться.
Червь провёл лапой по земле.
— Я точно должен перевести именно такой ответ? — спросил он.
Орур усмехнулся.
— Скажи, что прежде я хотел бы с ним поговорить. Примет ли он приглашение в мою хижину или я сам должен буду явиться в крепость?
Хахманух перевёл вопрос, выслушал ответ и, собрав воедино остатки храбрости и браваду, заявил:
— Хижина подойдёт.
Дом старосты, как и прочие в деревне, был аккуратно побелен и украшен геометрическим орнаментом, сочетавшим чёрный, серый, зелёный, оранжевый и синий цвета. Внутри вдоль одной из стен висели красные маски, с нарисованными на них головами небывалых зверей, которых людская фантазия наделила клювом, клыками, рогами, мехом и перьями, и при этом человечьим, осмысленным взглядом. Посуда, покрытая чёрным лаком, стояла неподалёку от очага, обложенного камнями. Пахло дымом и мясным супом, блики огня плясали на лицах и окрашивали червя в тусклый багровый цвет. Орур вытащил пару циновок, сваленных в углу, и бросил их на пол.
— Видел я ваше ополчение, — сказал он. — Что ещё хуже: знаю, кого вы посылали его собирать. А ведь простая истина: о любом правителе судят по его приближённым. Тадонг — ненадёжный человек. Он возгордился поначалу, получив поручение, и поспешил сбежать от госпожи Одезри на свободу, да только не больно тепло его в деревнях встречали, вот он и вернулся, посетив три или четыре на севере — дескать, самое важное сделал. Потом притащился ко мне и велел отрядить любого воина или загонщика, чтобы тот объехал остальные селения. Эдак я мог бы собрать против вас небольшое войско, не находите?
Келеф промолчал. Орур жестом пригласил его садиться и сел сам.
— Но не будем торопиться, — рассудительно произнёс он. — Я повторю вам снова: не доверяйтесь Тадонгу. Он родом из Умэй, тогда что делает у нас? Впрочем, я догадываюсь — мы бы тоже его гнали взашей, и давно бы он был где-то ещё, если бы не приехала тогда госпожа Одезри. У неё смелые и сильные не в чести, зато подпевал она привечает: что Тадонга, что Танату — та ещё утверждает, что мужа её ушедшего родственница, а госпожа и рада верить. Неужто и вы такой же?
Конечно, будь госпожа Одезри умна и при этом столь же амбициозна, мы бы давно разделались с ней, ибо такая женщина могла бы положить начало новой традиции, которая к слабым и порочным властителям добавила бы ещё более беспутных, нечестивых и глупых владычиц. Однако, вы называетесь уаном, и потому ваше сходство с нашей госпожой не зачтётся вам как добродетель.
— Я понимаю, — ответил Хахманух.
— Вы так осторожны, — улыбнулся старейшина, — будто ожидали, что я стану травить вас как врага, и никак не можете поверить в радушную встречу. Что ж, ваш поступок тем более смел, раз вы ничего не
