человеку. Тот невозмутимо замер у закрывающейся двери.
А я мучительно напрягла память. Грейнарр, Грейнарр… почему мне знакомо это имя? Не сам человек, но образ, мысль, действие. Неужели тот самый? Нахмурившись, замерла посреди гостиной. Тот самый Грейнарр, единственный выживший в пограничной стычке с хетеритскими наемниками. Оставшийся с группой добровольцев прикрывать отход потрепанных пограничных отрядов Дитера в перекрывающей узкую горную долину сторожевой башне. Не давший прорваться через горы в тыл основному королевскому войску трем сотням лучших мечников враждебного соседа. Единственный выживший из двух дюжин добровольцев, найденный подоспевшим подкреплением под горой изрубленных трупов.
По этому эпизоду поставлено несколько героических драм. Вот почему мне знакомо это имя, хотя это и не мой типаж. Комплекция немного не та…
С новым, более пристальным интересом, воззрилась на этого человека. Как же ты попал в свиту сумасшедшей хейхольтской принцессы? Умный, сильный, смелый, не сломленный произошедшим капитан пограничной стражи Дитера, доверенное лицо и телохранитель графа Новары, лучший мечник севера… Я узнаю тебя лучше, обещаю. Та ли это секира, что «взвиваясь смертоносной белой змеей, рубила врага как колосья»?
Направившись в спальню, так как замерший с неприступным видом Грейнарр не поощрял моего желания засыпать его вопросами, хотя в серых глазах и поблескивали смешливые искорки, развернулась, хлопнув себя по лбу. Гром и Молния! Сапоги!
Раннее утро застало меня за повторением простейшего ученического упражнения, растяжкой. Более сложные акробатические комплексы оказались мне недоступны, потому что я поздно начала. Десять лет — это слишком много для ученика акробата. Да еще мое пресловутое вдохновение, в самые неподходящие моменты преобразующее тонкую нить представления в нечто новое, неизведанное и рискованное. А этюд должен быть четко выверен и безупречно исполнен, в каком бы состоянии не находился артист. Часто от его действий зависит жизнь членов труппы, ведь чем рискованней трюк, тем больше успех и оплата…
Клокочущая в теле ярость медленно перековывалось в жажду действий. Первая позиция, мостик над бездной… стоя на низком столике, медленно прогибаюсь назад, вытянув руки, пока не упираюсь ладонями в табуретку. Вчера мне все же удалось разговорить сторожа, и услышанное меня не порадовало.
Вторая — фиксируя запястье, поднимаю ноги строго вертикально, затем следует стойка на руках и поперечный шпагат. Принцесса Ирин была отослана из столицы десять лет назад, и теперь желала трона и власти. Именно она — главный игрок в этой партии. И не следует обманываться уверенным видом графа Новары, способного беспрекословно выполнить ее приказ. Третья позиция… дрожащие от напряжения мышцы повинуются очень неохотно, но я медленно опускаю ноги, и выпрямляюсь. Замираю на мгновение, поднимаю правую ногу и касаюсь лбом колена, обнимая щиколотку. Потом левую… затем плавно перетекаю в четвертую — ласточкино гнездо. И автором идеи с двойником является именно ее высочество… ничего страшного, но если учесть, что женщина не может занять хейхольтский престол, что закреплено давним эдиктом… Стоя на стуле, поднимаю ногу назад, выгибая спину и касаюсь кончиками пальцев запрокинутой головы… Что она задумала? И не являемся ли мы все, включая даже графа, пешками и расходным материалом для ее плана. Именно в этой позе меня застигает страж, бесцеремонно распахнув дверь.
Распитые вечером остатки красного ледяного и краткий эпизод приобретения сапог вовсе не способствовали нашему сближению. Доверие зарождается дольше, а вчера я просто заронила в его разум клочок мысли о том, что заслуживаю чуточку больше информации о происходящем.
— Мы уходим, — бросил бесстрастно мне в спину Грейнарр.
— Совсем?
— Да, не забудь расплатиться! — и вышел.
Сожалеюще опустив ногу, я принялась одеваться. Совсем запускать тело не хотелось, но ситуация… Через пару минут я была готова, привычно скрутив длинные волосы на затылке и примеряла новые сапоги из серой мягкой кожи. Не хуже старых, безжалостно выкинутых за дверь ночью, предварительно обследованных на предмет наличия завалявшейся мелочи. Вдобавок, к сапогам мне удалось приобрести у мастера нательный пояс, в котором путешествующие в одиночку люди обычно прячут деньги. Широкий, из тонкой но плотной материи, он без труда вместил полсотни золотых монет, в три ряда, и еще осталось место для договора и кредитных билетов. Обернутый вокруг талии на дикейский манер, широкой полосой, пояс мог служить еще дополнительной защитой от ножевых ударов в бок и спину.
Неторопливо спустившись вниз чуть расхлябанной неуверенной походкой всю ночь потреблявшего спиртные напитки человека, звякнула колокольчиком на полированной стойке.
— Желаю расплатиться, — обратилась я к выскочившему на звонок заспанному портье. Ночной дежурный зевнул, и раскрыл свой талмуд. Предоставленный счет впечатлял, но я не поскупилась выложить тридцать золотых, и оставила щедрые чаевые.
— Вы довольны обслуживанием, сер Сирин?
— Вполне, — рассеянно ответила я, обегая взглядом зал в поисках Грейнарра.
— И куда вы теперь?
В упор посмотрела на любопытного портье.
— К друзьям, — строго оборвала его я и вышла на вызолоченные восходящим солнцем улицы.
Телохранитель графа, совершенно неузнаваемый в накинутом на плечи плаще, ждал снаружи. Я последовала за ним сквозь утренний туман. Предстоял еще один многотрудный день.
Немного странно, что принцесса пожелала увидеть своего двойника, и поскорее, как резко заявил мне граф, встретивший нас на пороге черного хода резиденции.
Эта резиденция ничем не отличалась от прочих, расположенных в фешенебельной части города. Разве только грандиозными размерами парка, в котором совершенно терялось не менее гигантское двухэтажное здание. Вот только все мимохожие горожане были в курсе того, что сокрыто за узорчатыми коваными воротами, и по широкой дуге обтекали главный вход. В городе не то чтобы боялись королевской дочери, а скорее, брезгливо опасались. Так поступили и мы, свернув с Дворцового проспекта и сделав круг по Купеческому, до узкого тенистого переулка с неприметной калиткой.
Как перламутровая раковина скрывает жемчуг, так и сад, полный осенних ароматов, медленно приоткрывал створки, демонстрируя удивительно соразмерное светло-желтое здание, вольно раскинувшее свои ажурные крылья. Только вот жемчужина эта была с изъяном.
По светлым коридорам, следуя за нервным молодым слугой в темно-синем одеянии, мы прошли в обитую серебристым шелком гостиную. Маленькие пуфики и кушетки покрыты синими бархатными чехлами, тяжелые портьеры совершенно не пропускали света в комнату, создавая ощущение пустого аквариума с холодной, мертвой водой. Грейнарр привычно занял место у входа, ничуть не тяготясь тяжелой, душной атмосферой. Я немного нервно прошлась по ворсистому ковру, совершенно заглушающему любые шаги.
Вторая дверь открылась, и в комнату вплыла Она, задрапированная в сложное светло-серое одеяние, величаво и холодно кивнула, распространяя вокруг себя незаметную, но для меня вполне ощутимую ауру смерти, причем плохой, страшной, не оставляющей надежды на милосердное забвение. Отчетливый трупный душок заставил меня поморщиться и отступить на пару шагов, склоняясь в поклоне, скрывающем гримасу.
Следом в гостиную проскользнул граф, утерявший уже часть своего благородного лоска и еще более бледный.
— Она почтительна… хорошо… — неожиданно прошелестело около меня, — поднимиссссь…
Невозможно было противостоять этому приказу, и я подняла взгляд на ее высочество Ирин Хейхольтскую. И на миг ошеломленно замерла. Это треугольное лицо с серыми, глубоко посаженными глазами и чуть припухшими губами так походило на мое собственное, что казалось зеркальным отражением. Только усталые, немного брезгливые складки у рта портили безупречную свежесть белоснежной кожи. Она томно подняла руку, касаясь моего подбородка. Еле сдержавшись, чтобы не отшатнуться от холодного и влажного как у лягушки, пальца, прикрыла глаза.
— Боишься? Правильно… смотри в глаза!
Пришлось исполнять. Теряясь в этих бесцветных мутных омутах, я попыталась расслабиться, чувствуя, как Сила, накопленная столетиями кровосмешения, окутывает меня, медленно просачиваясь сквозь одежду и кожу, добирается до костей трупным ядом, разлагает разум…