биологического состояния – резкий скачок высокого давления. И это было естественно, необходимо ему, он чувствовал почти пьянящее ощущение своего единства с организмом.
В молодости и в зрелые годы – это были редкие, но бешеные припадки гнева. Красное пламя в глазах. Невесть откуда взявшаяся небывалая сила. Однажды он бросил в министра тяжелый дубовый стол, на мгновение потеряв и разум и сознание.
Он оказался на улице – его всего колотило, он не мог связать пары слов.
Но все равно он чувствовал себя почти счастливым – он дал волю своему бешенству, неимоверным силам, которые буквально разрывали его в тот момент. Он не думал о будущем, о результатах, о наказании.
Он знал, что в эту минуту – минуту порыва и гнева – он был самим собой – Сергеем Александровичем Корсаковым.
Весть о его поступке распространилась широко по министерству, в ЦК, среди многих и многих…
Она прибавила ему – чего он совсем не ожидал, – авторитета, интереса к его особе… Даже какой-то боязливой почтительности…
Министр сделал вид, что ничего не было. Не возникло никаких последствий по партийной линии… Никто его не вызывал, никто не беседовал с ним по душам…
Только примерно через месяц его перевели в Ленинград, назначив директором крупнейшего, знаменитого на всю страну восьмидесятитысячного завода. Он выпускал в основном танки, комбайны, строил корабли, массу другой сложнейшей техники. И Сергей Александрович на добрых полтора десятка лет погрузился в водоворот этой многопрофильной махины.
Его как-то сразу приняли на заводе. И что странно – эпизод с министром сыграл в этом немалую роль.
Потом Сергея Александровича выбрали первым секретарем райкома партии, территорию которого в основном и занимал его знаменитый завод.
Хотя Корсаков не очень вписывался в городскую партийную организацию и чувствовал себя не совсем в своей тарелке, он был человек дисциплинированный и никаких претензий к нему не было.
Но все-таки, года через три, его вызвали в ЦК и предложили должность первого заместителя министра. Намекнули, что через год-другой он может сменить своего старого начальника.
Министр принял его радушно, как родного. Сергей Александрович не мог не заметить, как сдал старик, стал уже совсем седой, хотя и пытался красить волосы. Уже чуть дрожали его пальцы. Иногда по- младенчески растерянными становились глаза, когда вставал мало-мальски серьезный вопрос.
Сергей Александрович Корсаков не подал даже вида, что заметил эти изменения.
– Ну, вот видишь! Стол-то твой по-прежнему цел, – подмигнув ему, улыбнулся министр. – Сколько его хотели убрать, я не давал…
Он задумчиво побарабанил пальцами по лакированному дубу и неожиданно сказал:
– Сколько раз, представь себе, Сергей Александрович, мне самому хотелось запустить им в такого же мудака, как я! Сколько раз! Да вот не посмел. – Он поднял на Корсакова глаза, полные слез. – А ты смог! И многое еще сможешь! Я на твоей дороге стоять не буду. Годик-полтора – и уйду тихо…
Он прошелся по кабинету и добавил еле слышно:
– Не понимаю я новых веяний! Не понимаю! – И, махнув рукой, быстро закончил разговор: – Ладно. Еще поговорим. Будет время, все обсудим!
Через два с половиной года Корсаков в качестве и.о. министра (Фаготин несколько месяцев болел) вынужден был подписать акт о расформировании союзного министерства в связи с распадом, уничтожением, исчезновением самого государства – СССР. Исчезли, расформировались и его властные органы… В том числе и Совет Министров, а значит, и отдельные министерства – вчера еще союзные.
Так кончилась карьера Сергея Александровича Корсакова – и.о. министра…
А через полтора месяца собравшиеся в Москве директора заводов, институтов, КБ и пр. и пр. основали концерн, акционерами которого стали основные предприятия бывшего министерства, и президентом концерна выбрали С. А. Корсакова.
Сергей Александрович понимал, что все смотрят на него уже не как на госчиновника высочайшего ранга, а как на хозяина огромного акционерного общества, где только крупных заводов было почти сто семьдесят, все ведущие КБ страны. Все еще было на ходу, изделия сходили с конвейера, разрабатывались новые типы техники, делались новые и усовершенствовались старые машины.
Еще были деньги, ресурсы, многотысячные коллективы, гениальные головы, огромные площади.
Не было… не стало заказов! Страна начала разоружаться.
Сергей Александрович положил лекарство под язык и глубоко вздохнул. Было уже около пяти вечера. На улицах, в сквере стало многолюднее. Он по-прежнему сидел на лавочке и, казалось, ни о чем не думал.
Машинально достал мобильный телефон.
– Слушаю, Сергей Александрович, – тут же раздался услужливый голос его первого зама.
– Яков Николаевич! Что у нас там? Ничего спешного? – спросил Корсаков.
Заместитель понял, что Корсаков хочет, чтобы он ответил утвердительно, так и ответил.
– Все под контролем! Все в порядке, Сергей Александрович.
– А как НИОКР-21?
– Всё под контролем…
– Тогда до завтра, – буркнул Корсаков и набрал номер своего шофера.
– Ты где?
– У вашего дома.
– А что ты там делаешь?
– Вы как вышли из подъезда… На меня даже не посмотрели. И в такси. А я так и жду вашего звонка.
– Ну ладно… Молодец! – прервал его Сергей Александрович.
– Вы где сейчас? – осторожно спросил шофер.
– Угол Покровки и Покровского бульвара. Знаешь где?
– Знаю. Там еще на углу кафе-кондитерская…
– В общем, в сквере я тебя жду. Сколько тебе нужно?
– Двадцать пять минут. Может, в двадцать уложусь!
Еду.
Корсаков выключил телефон и неожиданно почувствовал прилив сил. Он встал и медленно пошел по дорожке сквера. Даже мимолетное прикосновение к делам, к возможным проблемам, к привычному ритму работы придавало ему силы, внутреннюю собранность.
Да! За долгие тринадцать лет президентства в концерне он уже мог оставлять себе только принципиальные вопросы. Вся текучка, мелочовка была давно переложена на плечи пяти его заместителей. Но кроме принципиальных решений нужно было видеть, пристально наблюдать, как работает коллектив, его ближайшие и дальние помощники… Не нужно знать любой вопрос досконально… но надо в принципе понимать, о чем идет речь в том или ином предложении, которое кладут ему на стол.
Сергей Александрович подошел к давно знакомому киоску «Союзпечати». Когда-то здесь продавали и билеты на футбол. Ему было тогда тринадцать-четырнадцать лет…
Какое упоение было в октябрьскую, холодную погоду попасть на ярко освещенные трибуны. Сидеть тесно зажатым в толпе болельщиков и смотреть вниз на ярко-зеленый квадрат поля… На огромные фермы с ярко горящими фонарями… На красные и белые фигурки игроков… На многотысячную толпу… Чувствовать выдохи и вздохи стадиона, его всеобщее ликование, когда кажется само сердце выпрыгнет из груди при удачном ударе игрока твоей команды.
Когда же я был в последний раз на футболе?
Уже и не помнит!
Сергей Александрович остановился около ограды и начал внимательно смотреть на витрины напротив. Почти все изменилось… Где был большой рыбный магазин с огромными аквариумами, где снуло плескалась иногда живая рыба, где всегда пахло сыростью и острым запахом копченостей, теперь был японский ресторан. На углу, где была дорогая кулинария, – что-то похожее на спортивный магазин с лыжами, торным
