снаряжением в широких витринах. Он посмотрел вдаль, вниз по Покровке, и увидел вместо первой своей библиотеки-читальни – магазин «Спартак»…
Сергей Александрович медленно огляделся вокруг… Смотрел на дома, деревья на сквере, на мчащиеся машины, на людей, спешащих после работы…
Все было знакомое и одновременно чужое.
Корсаков не узнавал ни этих так хорошо знакомых улиц, ни домов, ни витрин… Ни даже людей. У всех были какие-то напряженные, замкнутые лица… Никому не было дела до него.
Сергей Александрович вспоминал какие-то старые кадры, фотографии из журналов 1907—1910-х годов. Когда-то его поразила простая мысль, что ни одного – буквально! – ни одного человека из этих толп, из этих празднеств, коронаций, стройных рядов солдат и офицеров, отправляющихся на фронт, – никого уже не было сегодня в живых.
«Как проходят поколения листвы, так проходят поколения людей» – ясно вспомнились ему тогда слова Гомера.
Но и в этот предвечерний час Сергей Александрович вдруг почувствовал себя как бы лишним в этой толпе людей, в этом переделанном городском пейзаже. И это чувство было настолько острым, что у него невольно защемило сердце.
Да, много, слишком много уже отобрала у него жизнь – юность, молодость, родителей, двух жен… Страну, в которой вырос и с которой был связан всеми своими устремлениями. Простыми и ясными задачами, которые ставил перед собой, перед коллективами, которыми руководил.
А сегодня он понял, что у него уже нет не только родного гнезда, но даже родных мест, где он вырос, мужал, становился юношей…
Бесконечная череда друзей, коллег, товарищей, просто знакомых, давно – или сравнительно недавно ушедших из жизни, – проплывала перед его глазами…
До чего же упорен человек в своем желании выжить. Даже хороня самых близких, что были частью его – жен, детей, ближайших друзей, с кем ты вместе отдавал делу, открытиям всю свою энергию, силы, даже дыхание, даже прощаясь с ними, чувствуя все больше пустоту около себя, – разреженный воздух одиночества, – ты все равно продолжаешь жить, цепляться за работу, которая тебя уже давно не волнует. А ты по инерции все тянешь и тянешь этот воз…
Сергей Александрович быстро зашел в кафе, подошел к стойке, выпил сто грамм коньяка.
Барменша что-то говорила ему, а он не понимал ее слов, только улыбался и смотрел в широкое окно – не появилась ли его «вольво»?
Горячая волна начала подниматься в груди. Сердце стало биться наполненнее, воздух сам ворвался в расширенные легкие.
Корсаков на секунду почувствовал, что у него чуть закружилась голова, но не болезненно, а приятно, даже весело.
Он повернулся к красивой, холеной барменше – лет сорока – и спросил ее, улыбаясь:
– Девушка! Откройте мне вашу тайну!
– Для такого клиента… все, что могу! – улыбнулась она.
– Скажите, милая… как на духу! Зачем вы живете? Ради кого?
Женщина на секунду замкнулась! Она поняла, что это не праздный вопрос.
– Ради… – Она помолчала, а потом медленно стала отвечать. – Нет, не ради сына. Он у меня уже самостоятельный, женатый…
– Может, ради мужа?
– Ой, что вы! Глаза бы мои его не видели!
– Вы так прекрасно выглядите! – продолжал настаивать Корсаков. – Следите за собой. Значит, есть ради кого… Или чего?
Женщина серьезно посмотрела на Сергея Александровича и вдруг предложила сама:
– Давайте как-нибудь встретимся? Позвоните мне… когда настроение будет. – Она протянула ему визитку. Быстро посмотрела ему в глаза. – Меня Катя зовут…
Сергей Александрович взял карточку и, не читая, а только взглянув на нее, понял, что позвонит… Обязательно позвонит!
– Извините, а сейчас у меня работа, – как бы отдаляясь от него, сказала Катя.
– Ну, тогда, повторите мне коньяк, и я пойду.
Она налила ему рюмку и, молча взяв деньги, специально отошла к кассе.
– Ждите звонка, – еле слышно проговорил Корсаков, но так, чтобы она услышала.
Он прошел к двери, не оборачиваясь. Знал, что барменша смотрит ему вслед. Вышел на улицу и поднял глаза, чтобы посмотреть, как называется это кафе.
В сумраке, который уже упал на город, красным неоном горело название этого случайно попавшегося ему кафе.
«Пока есть время»…
IV
В офисе концерна было пустынно. Его явно уже не ждали.
В приемной, кутаясь в платок, сидела одна секретарша, как забитая, продрогшая мышка.
– Добрый вечер, Анна Ивановна, – бросил ей, проходя в кабинет, Корсаков.
Зачем он приехал в столь поздний час в офис?
Кабинет президента был огромный, с тяжелыми портьерами, тяжелой мебелью, с бронзой, огромным ковром, громадной хрустальной люстрой.
Сергей Александрович остановился на пороге – горела только настольная лампа.
Он заглянул в открытую дверь комнаты отдыха – там вообще было темно.
Сергей Александрович бросил на диван пальто, шляпу, прошел к огромному письменному столу и сел в кресло…
Нажал кнопку селектора, попросил секретаршу:
– Якова Николаевича попросите ко мне…
– Сейчас…
Корсаков прошел в комнату отдыха, налил себе виски и быстро выпил, закашлявшись…
– Входите, входите! – крикнул он на стук в дверь. Яков Николаевич Блажнин был старше Корсакова лет на семь. Небольшого роста, кругленький, всегда подчеркнуто щегольски одетый, с щеточкой седых английских усов, он весь излучал доброжелательность, внимание и готовность прийти любому на помощь.
– Никак не ожидал вас в столь поздний час… уважаемый Сергей Александрович!
Они расселись вокруг корсаковского стола. Блажнин положил перед Корсаковым небольшую пачку бумаг.
– Ничего особенного. Посмотрите в свободную минуту. Там все и про НИОКР-21!
Заместитель никогда не появлялся в кабинете начальника без бумаг. Такова была его привычка, стиль, образ человека, погруженного в документы.
Сергей Александрович задал несколько дежурных вопросов по основным направлениям сегодняшнего концерна.
Яков Николаевич отвечал толково, коротко, компетентно. Чувствовалась генеральская лапидарность, собранность, цепкость в любом из направлений.
– Ну, значит… я зря и приехал. У вас, как я вижу, – все под контролем, – недобро рассмеялся Корсаков.
Блажнин напрягся. Он знал эту манеру начальника враз перемениться в настроении… Вспылить, стать колким и неприязненным.
– Стараемся, Сергей Александрович, – мягким, чуть укоризненным тоном ответил Блажнин.
– Что будем делать с Казахстаном? – прямо спросил Корсаков.
– Либо менять оборудование… А это довольно крупные затраты. Да и установка его потребует месяцев пять-шесть…
– Либо?
– Либо, – Блажнин отвел глаза, – либо эксплуатировать старое…
