возжгла костры для очищения еретических душ, а не ради обновления материи.
От секты василидиан отпочковались офиты, назвавшие себя по имени змея, искусившего человеческую праматерь и даровавшего людям плод познания. Так был сделан существенный вклад в фундамент сатанистского храма. Дело офитов с успехом продолжили кананиты, провозгласившие Каина, убившего брата Авеля (символ слепой веры, по их воззрениям) первым гностиком, наказанным богом Яхве. Противники всяческого церковного закона - антитактиты - ополчились уже против любой религии, прославляющей бога-творца, а первые нудисты - адамиты, объявив брак «плодом греха» и сбросив одежды, провозгласили свободу любви, так сказать «сексуальную революцию».
В Амстердаме я видел гравюру XVII века, на которой были изображены ухмыляющиеся национальные гвардейцы, разгоняющие алебардами толпы обнаженных фанатиков, заполнивших улицы голландской столицы.
Ничто, как мы видим, не проходит бесследно, любой спектакль, промелькнувший на мировых подмостках, находит в грядущем новых режиссеров-постановщиков.
Масонские ложи, особенно те, что возникли под влиянием Калиостро, беззастенчиво переняли церемонии гностиков-пепузитов, обставлявших свои обряды фантасмагорическими сценами, в которых участвовала женщина, загримированная под греческую богиню Цереру или египетскую Исиду. Она являлась из тьмы в звездном венце, с солнечным диском на темени и лунным серпом у ног.
На гностических инталиях, хранящихся во многих музеях мира, можно видеть чуть ли не все позднейшие эмблемы алхимиков и «вольных каменщиков»: змею, кусающую собственный хвост; астральных богинь; скрещенные циркули и наугольник. Но вернемся к манихеям - предшественникам альбигойцев.
О подробностях жизни пророка Мани почти нет достоверных сведений, но легенда, как водится, с лихвой заполнила зияющие провалы. Он родился, по-видимому, около 210 года н. э.. в Ктесифоне, в сельце сектантов-«крестильников», примыкавших к гностическим общинам мандеев. Воспитанный в атмосфере мистики и фанатизма, Мани ране познакомился с эзотерическими учениями, принимал участие е таинствах Митры и даже какое-то время был христианским пресвитером. Черпая понемногу из разных источников, он выработал свою христианско-гностическук доктрину и под именем Параклеита начал проповедовать новое учение при дворе персидского царя Спора, точнее Шапура Первого. Трудно сказать, насколько успешна была миссионерская деятельность Мани. Извести лишь, что он обошел многие города и страны, добрался до границ Индии и Китая, где познакомился с даосами и буддийскими монахами. Скорее всего, именно в этот насыщенный активной деятельностью период он угодил в рабство, откуда его выкупила какая-то богатая вдова. Этот, возможно, вымышленный факт биографии так подействовал на воображение последователей, что они прозвали своего пророка «сыном вдовы». Вскоре так же стали называться и сами сектанты. На какое-то время Мани совершенно исчез из их поля зрения, удалившись в пещеру, где питался одной травой. В конце царствования Шапура Первого он вновь возвратился в Персию, где в марте 276 года был распят по наущению местных магов. Впрочем, есть основания считать, что казнь произошла несколькими годами позднее, уже при Ваграме Первом. Как бы тс ни было, но последний факт биографии принес мятежному проповеднику желанный ореол мученика.
«Сыну вдовы» приписывают несколько религиозных трактатов, к сожалению уцелевших лишь в отрывках и пересказах недругов. Наибольшей популярностью у манихеев пользовались «Книга гигантов» и «Шахнуракано», в которых Мани изложил, причем весьма непоследовательно, свои космогонические представления. Мы можем судить о них по опубликованной в начале нашего века «123-й беседе Севера, патриарха Антиохийского», жившего в V-VI веках.
Характерные для гностицизма противопоставления света мраку и духа - материи воплотились у Мани в «древе жизни» и «древе смерти». Первое осеняло своей благодатной кроной север, восток и запад; второе, подобно пушкинскому анчару, произрастало одиноким изгоем где-то на юге. Скорее всего, в Аравийской пустыне, чьи иссушающие, несущие тучи песка ветры испокон веков испепеляли сады и нивы Ирана.
Царство исполненного великолепия и животворной мощи «древа жизни» мыслилось беспредельным. «Нет ничего постороннего ни кругом, ни внизу, ни в одной точке, но есть только единое древо жизни всюду и бесконечно. Ничто не окружает и не объемлет его; оно пребывает в своих плодах, и царство его в нем самом. Его нет в стране южной, оно сокрыто в своем лоне. Бог оградил это место стеною, чтобы не будить вожделений у Древа смерти, не томить его и тем не подвергать опасности древо жизни».
Однако, невзирая на стену, борьба между добром и злом рисуется неизбежной. От «древа смерти» Постоянно отпочковываются побеги, между которыми бушует Злоба и идет жестокая война.
Даже взращенные на «древе смерти» плоды, и те исполнены ненависти к материнским ветвям. Эта внутренняя напряженность, вызывая «возмущение элементов», приводит в конце концов к контакту с областью добра и света. Пораженные невиданным зрелищем и уязвленные завистью, темные силы, до того не связанные между собой - «члены древа смерти не знали друг друга»,- объединяются и обрушиваются на область света. Это материя с ее мраком и грязью, бурями и потопами, демонами и отвратительными чудовищами ополчается на светоносный эфир. Так возникает вынужденное смешение частиц добра с беспросветным истечением адской бездны. Именно смешение, потому что свет по своей исконной природе никому не может причинить никакого вреда. Он способен лишь парализовать смрадное и губительное дыхание тьмы присутствием в стане врага. Вот почему, ограждая доброе и разрушая злое начало, светоносные элементы продолжают лететь во тьму. В многочисленных «Посланиях» Мани древнейшая зороастрийская концепция о борьбе Ахурамазды и Анхра-Майнью обрастает ярко выраженной «александрийской» плотью. «Книга схолий» епископа Теодора вар Хони сообщает умозрительной космогонии манихеев необходимую конкретику. Область света, оказывается, обнимает пять основных средоточий василидианских эонов. Это «чертоги» - источники благоуханного воздуха, прохладного ветра, ясного света, живительного тепла и чистой воды. Им противостоят скопища полярных эонов бездны. Добро, таким образом, персонифицируется разумом, знанием, мыслью, рассудком и волей, зло - прямо противоположными качествами. На таких основах выстраивается причудливое, слепленное из произвольных фрагментов «откровение от вдовьего сына».
В противоборстве основных сил некий первичный «Отец величия» порождает «Матерь мира», которая производит первого человека, а он в свою очередь - пятерых сыновей. Поглощенные истечениями бездны, плененные мраком невежества, первочеловек и его сыны продолжают вести войну с адскими силами. Семь раз - совершенное пифагорейское число - взывают они к Отцу, который исцеляет их разум от яда и посылает на помощь «Животворящий дух» с его пятью чадами. В очередной битве на стороне добра, таким образом, принимают участие уже две «команды», и она заканчивается освобождением первого человека, хотя сыновья его все еще остаются в плену. «Пятерка» духа между тем занимается активным миросозиданием. Поубивав сынов мрака - архонтов - и содрав с них кожу, они дали «Матери мира» материал для построения небес. «Простирай небо, яко кожу»,- поется в одном из псалмов. Вскоре усилиями духа на этом небе первобытных преданий запылало солнце, появились звезды и луна. Потом родились реальные стихии - воздух, вода и огонь.
Вспомним в этой связи египетскую богиню Нут, чье изогнутое аркой тело сделалось усыпанной звездами твердью. По сравнению с Ветхим заветом и александрийскими гностическими системами космогония Мани конечно же выглядела достаточно неуклюже, что, однако, не отпугнуло иных интеллектуалов, взращенных на учениях античных философов. Не станем поэтому особенно удивляться тому, что даже такой откровенно восточной ереси удалось столь широко распространиться на Западе, причем сразу же после победы христианства над гностицизмом завоеванной в упорной борьбе. Впрочем, едва ли здесь можно говорить о победе, по крайней мере о полной. Рассеянный, но не сдавшийся противник ушел в подполье. На протяжении всей истории церкви гностические и прочие ереси давали знать о себе волнами народного гнева. При феодализме, когда во всех сферах духовной жизни господствовала религия, еретические учения сделались религиозной формой выражения непримиримых классовых противоречий. Нередко они становились идеологическим знаменем социальных движений, направленных против существующего строя, поддерживаемого церковной иерархией. Содержание ереси зависело прежде всего от стадии развития и специфики экономических отношений в тех или иных государствах. Ереси получили распространение в крестьянской среде и в городах, где охватили не только широкие слои бюргерства, но и часть дворянства. Мистическим учениям свойственно возвращаться на
