И выбросили на какой-то поляне, на территории, государственную принадлежность которой уже было ни за что не установить.
На этом оторванном от мира пятачке они ползали по кругу вдоль лесной опушки, плевались кровью, время от времени озирались полуслепыми затекшими глазами и вопрошали неизвестно у кого - возможно, у Бога:
- Где я?
- Кто я?
***
Все-таки заманила, зазвала и увела Сова мужиков из-под стены - кому мухоморов посулила, кому наркоза и еще чего-нибудь парного, горяченького, как в прачечной. Юрко сразу же в подпол залез, дескать, в темноту ему надо, чтоб третий глаз отдохнул. У него и впрямь он закрываться стал, прищурился, как у якута, и все время слеза набегала. Может, поэтому на Оксану даже не взглянул и сразу к козлу с козой, которые опять сидели в подполе - тоже, видно, понравились друг другу в темноте. Дед наркозу принял и спать завалился, а в это время к куровской хате целая процессия подкатила на трех машинах, одна из них - «скорая» с незнакомыми врачами, должно, из Харькова, или еще откуда пригнали. Сам депутат приехал с автоматчиками, поэтому бабка в окно глянула и сразу же за «вальтер» - подумала, внука забирать явились. Затвор передернула и под передник - другого-то оружия нет.
А оказалось, это за американцем приехали, и сразу же отлегло.
Доктора к Джону кинулись, давай трогать его, щупать, слушать, укол поставили. А он под наркозом был - так спал себе, как ребенок, шептал все: леди, леди, - и ничего не почуял. Потом санитары с носилками вошли, погрузили его и понесли в машину. Тут гордый депутат снизошел и говорит:
- За спасение жизни гражданина Соединенных Штатов и важной персоны от имени президента объявляю вам благодарность.
Только не сказал, от какого президента, хотя это было все равно.
И нет бы натурально поощрить - почетной грамотой, премией или ценным подарком, раз отличились, но куда там! Можно сказать, ограбили: автоматчик один бабку все оттеснял от депутата и, ненароком прижавшись к ней, обнаружил под фартуком «вальтер». Да ловко так выдернул, словно карманник кошелек! И сразу себе забрал. Да еще вроде как арестовать хотел, мол, не готовили ли вы покушение на жизнь депутата? Дурак такой - если б готовила, так давно бы завалила. Депутат вступился, не велел трогать старуху, дескать, несолидно - объявить благодарность и тут же в тюрьму тащить. Но пистолета не вернул.
Американца на носилках впихнули в «скорую», мигалки включили, сирены и умчались. А Сова погоревала минуту, что опять разоружили, да спохватилась, что Юрку мухоморов посулила. Взяла лукошко, наказала Оксане, чтоб козла не выпускала, и побежала за село, в лесополосу, где этих ядовитых грибов было полно. Идет, выбирает которые поярче и покрепче, и уж полную корзину собрала, хотела возвращаться, но смотрит, а на земле одежа валяется, почти новая, крепкая, и хромовые сапоги тут же разбросаны. Поглядела вокруг, покричала - никого. И подумала: что такому добру-то пропадать? Сейчас хромачей днем с огнем не сыщешь. Ну и что, что немного ношено? Постирать, почистить… К тому же всей амуниции как раз пара, можно деда с внуком так приодеть - красавцы будут. Собрала, связала в узел, сапоги через плечо повесила и вернулась с богатой добычей.
Оксана только глянула на одежду, так почему-то ругаться стала:
- Бабушка, зачем вы это тряпье принесли?
- Брошено было, - обескуражилась Сова. - Ты погляди, какая мануфактура добрая. А хром!
- На ком-то я такую одежду видела, - задумчиво проговорила Оксана. - Только не припомню, голова не соображает…
А когда заметила лукошко мухоморов, то и вовсе возмутилась:
- А это зачем вы набрали?! Это же мухоморы, ядовитые грибы!
- Юрко просил, - испугалась бабка. - Для лечения глаза…
- Какого глаза?!
- Третьего. Говорит, мухоморы помогают. Не знаю только, пожарить ли, а то, может, салатом сделать, лучком да маслицем приправить…
- Каким маслицем, бабушка? Вы что, внука отравить вздумали?
- Так как же его еще лечить-то? - окончательно сникла старуха.
Но довести этот медицинский консилиум им не дали, поскольку к хате подкатила еще одна процессия с машиной «неотложки». На сей раз в дверях оказался Дременко, за которым маячили белые халаты.
- Где американец? - заозирался голова. - Я «скорую» пригнал… Вы куда дели Джона? Ксана?
- Опоздал, сват! - с сердитым задором сказала Сова. - Его демутат увез. Ишь, забегали!
- Это правда, Ксана?
- Успокойся, тату, правда, - откликнулась та. - Тебе вредно волноваться.
- А ты что тут торчишь? - сурово спросил Тарас Опа-насович. - Почему с женихом не поехала?
- С каким женихом?
- С Джоном!
Он все еще стрелял глазами по хате и вдруг замер, окостенел, словно пораженный столбняком, и синеватые, чисто выбритые его щеки начали покрываться щетиной.
- Что с тобой, тату?
Дременко потянулся рукой к одежде и сапогам, брошенным на пол:
- Это у вас… откуда?
- Опять оружие нашел? - ощетинилась Сова. - Нету больше!
- Одежда батьки Гуменника откуда? - просипел он. - Вы что, раздели его? И разули?!
- Прям, сейчас! В лесополосе нашла. Хочешь, так забирай! Тарас Опанасович в состоянии почти транса прикоснулся
к галифе, словно к священному одеянию:
- Батько! Батьку вбылы! Батьку Гуменника вбылы!
- Почему сразу убили-то? - заметила бабка. - Крови нету, ни пулевых, ни осколочных пробоин. Я же все осмотрела. С убитых - так ни за что бы не взяла. Видно же, снято и брошено. Когда немцы драпали, тоже снимали…
Голова уже ничего не слышал.
- Батьку вбылы! - причитал он. - Рука Москвы! Террористы москальские! Он меня хотел в свой аппарат назначить. Потом депутатом ! А его вбылы!
Из-за печки высунулся кудлатый и недовольный Куров:
- Никакого от вас покоя! Ты чего это, сват? Дременко показал ему штаны:
- Батьку вбылы! Степан Макарыч! Он меня назначить хотел! Ты слыхал, как он говорил?
- Не слыхал. - Дед завернулся в простыню. - Уйду я от вас! Горланят и горланят!
- Ты куда в этаком-то виде? - настороженно спросила Сова.
- В баню спать пойду! И только попробуйте разбудить! Тарас Опанасович бросился к дочери:
- А ты слыхала, Ксана?
- Откуда?
- Елизавета Трофимовна, - тогда взмолился он. - Ну ты-то знаешь, слышала. Подтвердить можешь?
- Что подтвердить-то… Что одежу в лесополосе нашла?
- Шо батько обещал депутатом назначить ! А его вбылы! И его товарища Ляха вбылы!
- Ничего я не слышала, сват, - возмутилась Сова. - И Гуменника этого всего раз и видала. Так он молчал с похмелья…
Борода у Дременко уже закурчавилась.
- Кто теперь подтвердит? - вопросил он неизвестно у кого, возможно, у Бога. - Батько назначить хотел! А его вбылы! Лях бы подтвердил, но и его вбылы!
Джон очнулся от наркоза уже в резиденции и был в прекрасном расположении духа. Невзирая на протесты врачей, дежуривших возле постели, он в тот час призвал к себе переводчика, велел ему сесть за аппарат космической связи и начал вести переговоры на английском. Доктора не особенно-то вникали в их суть, да и американского языка не знали, но отмечали резкое улучшение здоровья пациента и его
