Очеретин получил фотографии и позвонил Чиряеву. Тот потребовал «крови». Очеретин пришел в эту квартиру и попал в засаду.
– Кто это мог сделать?
– Помните план, о котором я говорил вам сегодня? Чиряев должен к пятнадцатому числу раздобыть три миллиона долларов. Сумма слишком большая даже для такого бандита, как он. Конкуренты, возможно, решили сделать ему последнее предупреждение. Накануне завтрашнего процесса. Если Чиряева выдадут, он не сможет вернуть долг, и тогда они потребуют его голову. Они достанут его из-под земли, но найти его легче всего будет в тюрьме. Однако нам выгодно, чтобы его не нашли, чтобы кто-то перевел эти три миллиона долларов, заплатив таким образом за его молчание.
– Вы так убедительны, что я готов отказаться не только от Чиряева, но и от Ахметова, если это предусмотрено в вашем плане. Иногда мне кажется, что ваше место у нас.
– Мне так не кажется, – сказал Дронго, – просто я хочу помочь вам в расследовании. Иначе на Ахметове все ваше расследование и закончится.
– Как закончилось на Попове, – вспомнил Романенко, – так глупо все получилось. Мы опоздали. Как там Галина?
– Не очень хорошо. Вернее, совсем даже не хорошо. Но напрасно вы думаете, что на Попове все закончилось. Если я правильно все рассчитал, на свободе гуляет неизвестный мне, очень опасный убийца, выполняющий задания неизвестного мне Хозяина. Умного, циничного, беспринципного, способного мгновенно реагировать на ситуацию и аналитически мыслить. Моя задача обнаружить его. Скорее всего он является неким связующим звеном между бандитами и чиновниками. Между уголовниками Чиряева и расхитителями, которых возглавлял Ахметов.
– И как вы собираетесь его обнаружить?
– Обнаружу, – уверенно заявил Дронго, – обязательно найду. Мне нужно ваше разрешение на допрос Хатылева. На личную беседу, скажем так. И на допрос водителя.
– Только в моем кабинете, – предупредил Романенко.
– Разумеется. И еще я должен поговорить с этой женщиной. Прямо в больнице.
– Это исключено, – сказал Всеволод Борисович.
– Почему?
– Вы представляете, в каком она сейчас состоянии? Недели две к ней близко никого не подпустят.
– У меня нет двух недель, – возразил Дронго, – завтра все может решиться. А пятнадцатого начнется война. Если Чиряев не заплатит, конкуренты начнут истреблять его людей. У нас мало времени, Всеволод Борисович.
– Она почти без сознания. У вас есть чувство жалости? – взволнованно спросил Романенко.
– У меня есть чувство долга, – ответил Дронго. – Если я не поговорю с ней сегодня, завтра может быть поздно. И для нее тоже. Ведь она чудом осталась жива. Насколько я понимаю, Чиряев вынес ей смертный приговор. И если мне не удастся поговорить с ней, ее найдут и убьют.
– Поехали в больницу! – Романенко поднялся. – С вами невозможно работать. Вы требуете, чтобы я обеспечивал охрану каждому свидетелю, каждой потенциальной жертве. Но у меня нет ни полномочий, ни людей. Хватит и того, что я охраняю вас и больного Вейдеманиса.
– Уже четыре, – Дронго взглянул на часы, – я послал машину за семьей Вейдеманиса. Они собирались к нему в Онкологический центр. С ними поедет Галина.
– Интересно, зачем вам платить водителю, если вы практически не пользуетесь своей машиной? Кстати, какая у вас марка?
– «Вольво». Она мне нужна для работы.
– Может быть, послать с ними еще кого-нибудь?
– Не нужно. У палаты дежурит сотрудник милиции, а остановить Галину сейчас невозможно. Она только и ждет, на ком бы сорвать свою злость и обиду. Ее сейчас лучше не трогать.
– Ладно, – согласился Романенко, – поехали в больницу к подруге Чиряева. Или хотите еще что-нибудь осмотреть в квартире?
– Нет, – бросил Дронго, – досыта насмотрелся на убитых мерзавцев. На обратном пути из больницы хочу заехать в Онкологический центр, узнать, как закончилась операция Эдгара Вейдеманиса.
Берлин. 11 мая
Тумасов боялся идти к Чиряеву. Он знал взрывной характер своего подзащитного и с ужасом ожидал реакции на известие о смерти Матвея Очеретина. Эта новость могла спровоцировать Чиряева на грандиозный скандал. После чего его освобождение становилось достаточно проблематичным. Но скрыть такую новость он не мог. Понимал, что в этом случае не доедет до Москвы. Его убьют прямо в Берлине.
И скрепя сердце он отправился в тюрьму. Главное, чтобы Чиряев не сорвался. Если о скандале станет известно судьям, они наверняка заподозрят Чиряева в связях с российской мафией и могут выдать его Москве.
Встретившись с адвокатом в комнате для свиданий, Чиряев сразу почуял неладное. Криминальные авторитеты, которые большую часть жизни проводят в зоне, часто бывают хорошими физиономистами, а то и психологами. Они мгновенно вычисляют подосланных к ним людей, определяют, в какой мере можно нажать на сокамерника, и с помощью шестерок быстро ломают его, запугивая и унижая. Если же убеждаются в том, что сломать невозможно, оставляют его в покое, чтобы не потерять лица перед остальными.
Адвокат уже был у него утром и второй раз явился неспроста.
– Что еще случилось?
– Завтра суд, – осторожно напомнил адвокат.
– Я знаю, знаю. Говори, что произошло?
– Завтра суд, – повторил Тумасов, – и все зависит от того, как ты себя поведешь. Если сейчас сорвешься, об освобождении забудь. Ты понял?
– Почему я должен сорваться? – запсиховал Чиряев.
– Неприятные новости из Москвы. Но повторяю, держи себя в руках. Если не сможешь, поговорим завтра.
– Говори сейчас, – потребовал Чиряев, – я ничему не удивлюсь. Все выдержу. Говори.
– Только спокойно, – еще раз предупредил Тумасов, – сегодня утром убили Матвея Очеретина.
Чиряев впился руками в край стула, и лицо его стало медленно багроветь. Он открыл рот, собираясь что-то сказать, потом закрыл и наконец выдавил из себя:
– Как это произошло?
– Подробностей по телефону не сообщили, – Тумасов видел, что подзащитный на пределе, и решил побыстрее закончить разговор.
– Значит, они и его убили, – тяжело задышал Чиряев. – Кто тебе позвонил? Толик Шпицын?
– Он. Вместе с ним был Галкин, тот самый, что звонил мне накануне ночью.
– Что он сказал? – быстро спросил Чиряев, перебивая Тумасова. – Что он тебе сказал?
– Сказал, что Матвей попал в засаду. И они ждут твоего решения. Так и сказал, ждут твоего решения.
– В засаду, – повторил Чиряев, помолчал с минуту и спросил: – Ты уверен, что меня не выдадут Москве?
– Полной гарантии, конечно, нет. Надеюсь, что не выдадут. Предварительные договоренности есть. У них нет главного свидетеля. Вместо Труфилова приехал сотрудник ФСБ, кажется, Попов, который будет свидетельствовать против тебя. Но прямых доказательств у них нет. Разве что показания твоих людей. Однако в немецком суде не очень-то верят показаниям бандитов, полученным российскими следователями. Я легко могу исключить их, объяснив, что показания были получены под давлением или под пытками. В Европе убеждены, что в России сохранилось судопроизводство времен Ивана Грозного.
– Можно подумать, что это не так, – хмыкнул Чиряев, вновь обретая способность ясно мыслить. – Думаешь, завтра все пройдет нормально?
– Шансы достаточно высоки, – снова уклонился от прямого ответа Тумасов, – разумеется, если не произойдет ничего непредвиденного.
– Значит, они были вместе? – переспросил Чиряев, – Шпицын и Шахматист?
