– Ну, это уже последняя капля! Лучше бы наняли специалиста по тренингу, идиоты! На следующей неделе у меня 2 интервью в других фирмах. Уйду отсюда, и весь сказ.
– А может, пока останешься, а? Без тебя жизнь здесь станет совсем невыносимой. Поговорить и то будет не с кем. А с кем я буду картошку есть?
– Да уж, «стритптограммы» картошку, наверно, не едят…
Мы оба представили себе одетого в полицейского красного от искусственного загара (ирландцы, как и моя мама, от загара становятся не смуглыми, а красными как рак!) стриптизера, жадно поедающего разваливающуюся у него в руках горячую картофелину и фыркнули. Космополитичный офисный народ покосился на нас. Здесь работали итальянцы и португальцы, немцы и французы, испанцы и голландцы. И даже одна девушка с Арубы. Когда я сказала ей «Konta bai, dushi ?”, она обрадовалась мне как родной. Она оказалась в Ирландии из-за своего ирландского друга. До этого они долго жили в Германии, где немцы принимали его за местного, а ее – за турчанку. Именно это и вынудило их в конце концов оттуда уехать…
Русских, кроме меня, не было (а уж советских – и тем паче…).
…В первый же месяц своего пребывания в Ирландии я как-то заметила, что одна из девушек, работавших в местной деревенской пиццерии, в жуткой глуши – явно не ирландка. Мигрантов здесь тогда было так мало, что этого просто нельзя было не заметить.
– Where are you from? – спросила я ее из интереса.
– I am from Turkey – ответила она.
– Oh, we are neighbours then!. I am from Russia . – воскликнула я.
И тут глаза ее округлились, и она перешла на чистый русский язык:
– Глазам своим не верю!! Надо же! Я из Баку!
– А чего ж Вы говорите, что Вы из Турции?
– А это потому что люди здесь не знают, что такое Азербайджан…
Общение с соотечественниками за границей никогда не вызывало у меня особого энтузиазма. Может быть, потому, что эмигрировать в основном стремится определенный и весьма мне несимпатичный тип людей. (Из всех правил бывают исключения, но в данном случае они настолько редки, что игра вряд ли стоит свеч.) Больше того, если честно, то я стремилась их общества избежать. Ирландцы не понимают этого: у них самих принято радоваться если встретишь в другой стране даже человека, у которого, как у Че Гевары, только бабушка была ирландкой. Как им объяснить, что когда мы встречаемся с соотечественником за границей, то у нас так или иначе речь почему-то быстро заходит о политике, и люди чуть не вцепляются друг другу в горло, если их политические взгляды не совпадают? И что мне не доставляет никакого удовольствия общаться с аферистами, скрывающимися от мафии, с женами иностранцев, все свои фразы начинающими со слов «а вот мой муж…», с ритуальным раздуванием щек от собственного «достижения» – как будто сами по себе они вообще людьми не являются – и с перебежчиками, готовыми выдать кому угодно любые секреты и вознести на родную страну любой поклеп, лишь бы им выдали заветный вид на жительство (в Дублине был один такой – бывший офицер ВМФ). Помните, как в стихах у Михалкова:
«Третий товарищ не выдержал,
Третий язык развязал.
«Не о чем нам раговаривать!»-
Он перед смертью сказал»
Перед смертью или нет, но разговаривать нам действительно не о чем. Я заметила, что в эмигрантских кругах «наших» знакомясь с новым человеком, прежде всего прикидывают «А можно ли будет из этого извлечь какую-то пользу?» Польза может пониматься каждым из них по-разному: от желания женить на тебе своего младшего брата, чтобы он смог выехать за границу («Гена у меня симпатичный; врач!») до желания начать «совместный бизнес по поставке в Голландию наших девиц легкого поведения», как предлагал мне еще в середине 90-х один не в меру предприимчивый бывший комсомольский работник из Москвы по имени Валентин. Но неизменно одно: как только они понимают, что никакой выгоды не предвидится, их бурное желание с тобой общаться (которого у меня не возникало с самого начала) быстренько сходит на нет. И слава, если честно говорить, богу.
Я сама вовсе не собиралась эмигрировать. А браки с иностранцами, когда я выходила замуж за Сонни, у нас еще были если не табу, то во всяком случае явлением весьма и весьма не приветствующимся. «Я не скажу, что это подвиг, но вообще что-то героическое в этом есть» . В мое время люди сторонились иностранцев как черт – ладана. Сейчас, наверно, уже мало кто помнит такое время, но «выйти замуж за иностранца» стало символом «статуса» среди наших женщин, сегодня так массово и бесстыдно преедлагающих себя «to the highest bidder ”, только спустя года 4 после нашего с Сонни романтического знакомства. Сказать этим женщинам, что ты выходила замуж не просто по любви, а еще и для того, чтобы вместе строить лучшую жизнь для угнетенной колониализмом родины супруга, что ты вовсе не хотела жить на Западе, и тебя не интересовало наличие у мужа недвижимости и машин – и у них в мозгах произойдет короткое замыкание. Дым пойдет от перенапряжения.
А еще я хотела просто посмотреть мир. Но в мое отсутствие «враги сожгли родную хату», и возвращаться оказалось некуда….
В офисе моего нового работодателя царил полный хаос. Я перешла в эту фирму не столько потому, что они платили на 1000 фунтов в год больше, сколько потому, что они обещали сделать из нас, лингвистов, специалистов по технической поддержке (technical support). Но какое там… Люди приходили на рабочие места и уходили с них с такой скоростью, что им позавидовал бы сам Абебе Бикила . Из-за такой текучки у фирмы не было времени как следует готовить новых работников к работе на телефоне- ознакомить их как подобает с продуктами,и пр. Вместо этого их бросали на телефон как на амбразуру дзота. Мало чья психика выдержит такую изощренную психическую атаку: когда по 8 часов в день 5 дней в неделю совершенно незнакомые тебе люди гневно обвиняют тебя по телефону в полной некомпетенции, а ты даже не имеешь права им рассказать, что происходит на самом деле! И народ – как раз именно поэтому! – бежал…. Бежал в другие фирмы, иногда – массово, чуть ли не целыми отделами! Получался своего рода замкнутый круг: фирма была снова вынуждена набрать новичков, у которых не было даже и тех небольших навыков, которые с грехом пополам собстаенными усилиями успели приобрести убежавшие. И все повторялось по новой! Кто это там у нас в годы перестройки вопил об «эффективности частных компаний»?…
Я выдержала там месяца два. Но и моему терпению пришел конец. Общество Куна было мне приятно, но не настолько, чтобы терпеть ради него то, что у меня каждое утро начинало нехорошо ныть в животе при одном только виде нашего офисного здания. Да и в конце концов, разве я его больше не увижу? Ведь в одном городе живем…
Сегодня была пятница, а в понедельник я намеревалась позвонить в офис и сказать, что я заболела. На 10 часов в понедельник у меня было назначено интервью в агенстве, нанимающем «специалистов по поддержке клиентов» для крупной компьютерной фирмы, а на 12- в телефонном центре тоже очень известной авиакомпании…. Я с трудом дождалась конца рабочего дня!
Кун уже ждал меня на автобусной остановке. Наша была конечной. От центра города – минут 45. Никакой тебе даже крыши над головой – один только столбик в поле. Автобусы- зеленые, двухэтажные. Обычно по пути домой я сразу забиралась наверх и выбирала местечко поудобнее: подремать до самого города. Но на этот раз Кун был рядом, и спать было как-то невежливо. Мы забрались наверх и сели на самые передние сиденья, откуда был замечательный обзор окрестностей.
Автобус тронулся. Мы ехали и смотрели, как возвращаются люди с работы. Многие прямо с работы заворачивали в паб. Ирландские женщины в строгих офисных костюмах при выходе с работы привычно меняли свои модельные туфельки на грязные кроссовки и шлепали в них вдоль улиц весьма неприятной на вид походкой, отдаленно напоминающей спортивную ходьбу- с раскачиванием локтей по большому радиусу. В отличие от ирландских мужчин, среди ирландских женщин очень много хорошеньких и даже красивых: до тех пор, пока они не откроют рот. Помню, как глубоко меня поразила в первый раз одна такая кельтская красавица: миниатюрная брюнетка с тиарой на голове, в вечернем платье, с густо намазанным загарной пудрой красивым лицом, из-под которого виднелась белая как мел шея, она стояла на остановке, вытряхивая из туфля камень и материлась так, что просто уши трещали. Казалось, что в ее лексиконе не осталось других человеческих слов, кроме различных вариаций слова «F***” . При этом она даже не ругалась, а просто нежно беседовала со своим бойфрендом (который был намного сдержаннее ее в
