вернуться. Из всех Сонниных дядей (а у него их только с маминой стороны было 8!) он был самым зажиточным. Но это накладывало отпечаток и на всю его семью. Это были материалисты – не в марксистском, а в современном понимании этого слова. Материальное было для них важнее всего. Умберто был, как и Сонни, темнокожий, Марбелла – испанских кровей. Ее сестра Омайра, которую я потом встретила на Кюрасао – полная ей противоположность – уверяла меня, что Марбелла вышла замуж за Умберто только из-за денег. Не знаю, правда это или нет, но у них прочный, подкрепленный материальными интересами союз – как у Бекхеймов. Сейчас у них уже 6 детей…
Антильцы были совершенно не похожи на голландцев во многих отношениях. Неформальные, открытые, веселые. Кто хоть раз в жизни был дома на антильской вечеринке, поймет, о чем я говорю. Зажигательные латиноамериканские ритмы, смех, пение… Вкуснющая еда- сопи ди кабриту , галинья стоба , джонникейксы , фунчи , кос ди лечи ди коко , дженте ди качо , кеши йена , эмпана … Мой самый любимый напиток до сих пор – понче крема ! На такие вечеринки у антильцев считается нормальным брать с собой детей всех возрастов, вплоть до младенцев, хотя длятся они далеко за полночь. У нас люди обычно расходятся по домам, когда дети устали. У антильцев – дети бегают по всем комнатам и играют друг с другом в прямом смысле слова до упада. Когда они падают от усталости, их уносят в одну специально выделенную для этого спокойную комнату, где их уже ждет раскинутый диван – и складывают на нем, одного за другим…. После голландского «прогрессивного» общества, в котором можно говорить только то, что полагается (что считается у самих голландцев прогрессивным!), и можно приходить в гости только по заранней договоренности за 2 недели вперед я среди антильцев отдыхала душой. Никто не спрашивает тебя: а зачем вы сюда приехали и когда же вы наконец уедете обратно в свою страну? Здесь все однозначно понимали, что ты имеешь в виду, когда ты называла голландские «свободы» метким словечком porkeria . – Голландцы моются только раз в неделю. В Роттердаме есть церковь, которая снабжает людей наркотиками. Мои голландские соседи ходят в клуб для свингеров. – Ay dios! Che! Porkeria, swa! Nan ta porko!
Мы остановились у Харольда. Так как все комнаты у него уже были заняты, мы спали на полу в зале. Поскольку это было только на лето, Харольд сразу заявил, что мы ему ни капельки мешать не будем, и что он очень нам рад. Отец Харольда был родом с острова Сент-Мартен, и поэтому английский был для него вторым родным языком. Я заметила, что антильцы лучше к тебе относятся, если ты говоришь с ними не по- голландски, а по-английски. Многие на Антиллах по наивности видят в американцах противовес голландским колонизаторам. Видимо, не знакомы с нашей поговоркой «поменять шило на мыло». Да и не только в этом дело: антильцы вырастают воспитанные на американском телевидении и на американской массовой культуре в значительно большей степени, чем европейцы. Все, кому это по карману, отправляют своих детей учиться в Америку. Те, кому не по карману – в Голландию. Все новое из Америки доходит до Антилл быстрее, чем до Европы. (Забегая вперед, скажу, что я видела на Антиллах джипы, охранников в магазинах и американские холодильники еще тогда, когда в Европе они никому не были известны.)
Одну из комнат у Харольда занимала только что приехавшая с Кюрасао младшая сестра Сонни Шантелл. Ей было 17 лет, и она еще училась в школе. Это была застенчивая- хотя и сразу чувствовалось, что с характером! – приятная девушка, совершенно внешне на Сонни не похожая. У нее не было фирменных зомерберговских миндалевидных глаз: Шантелл пошла внешностью в мамину родню.
Сеньор Артуро очень был рад ее приезду. Он искренне любил свою семью, тосковал по ней и не мог дождаться, когда они наконец воссоединятся. Даже со своего скромного пособия он умудрялся выкраивать небольшие суммы на подарки жене и дочери. Я поражалась, как ему это удается. Вскоре сеньор Артуро переехал в кватриру, которую снимала до него сестра Луизы, мамы Сонни, Имельда- там было достаточно места для всей его семьи. Когда приедет Луиза и почему она не приехала в Голландию вместе со своей дочерью, оставалось неясным.
Я очень надеялась, что мы с Шантелл подружимся, но как-то не сложилось. Нет, отношения у нас были нормальными, но никогда не стали по-настоящему близкими. У Шантелл в Голландии возникла своя куча проблем, похожих на мои, только еще в более резкой форме. Если я еще «держалась на плаву», то Шантелл в них буквально тонула. Она никак не могла найти своего места здесь. Шантелл перепробовала учиться на кондитера, на парикмахера и на секретаршу. Но ни к чему из этого не лежала у нее душа. У нее не заладилось с учебой из-за языковых трудностей – хотя антильцев с начальной школы всем предметам обучают на голландском языке, это все-таки не то, что учиться в самой Голландии. У нее не появилось на новом месте друзей. Голландцев Шантелл – после знакомства с ними – не выносила на дух, в еще большей степени, чем я, и общалась только со «своими». Учитывая то, как голландцы относятся к антильцам, трудно ее в этом винить. Ей было трудно привыкнутьи к тому, что она не может себе позволить здесь купить все, что ей хочется: дома ее баловали. Но даже не это главное: просто она чувствовала себя здесь совершенно чужой, и все здесь ей было чуждо. Она так тосковала по Антиллам, что за последующие годы практически раз в год уезжала обратно с твердым намерением больше в Голландию не возвращаться. И каждый раз была вынуждена опять возвращаться – потому что не могла найти на Кюрасао работу. А как жить, на что?…
Именно по этой причине – а вовсе не потому, что им так хочется жить в Голландии! – антильцы и покидают свои родные острова…. В этом плане мы с ними были товарищами по несчастью.
Уже тем летом у меня начались приступы депрессии – пока еще короткие, как летняя гроза, и потому я не понимала, что со мной происходит. Вдруг накатывала острая тоска, хотелось плакать, а если не получалось этого сделать, то я искала ссоры – чтобы суметь разреветься. Мне хотелось, чтобы меня пожалели, но жалеть было некому. Сонни и без того приходилось несладко: его родня видела в нем разрешителя всех своих проблем, и со всеми своими трудностями они обращались к нему: от «Сонни, поговори с Шантелл, чтобы она взялась за ум и начала учиться!» до «Сонни, люди, которым мы сдали наш дом на Кюрасао, уже 3 месяца не платят за него. Разберись с ними!» Сонни никогда никому из них не отказывал – он очень серьезно подходил к своим обязанностям мужчины в доме. Когда я сейчас представляю, какой была его психологическая нагрузка, становится не по себе. А он никогда никому ни на что не жаловался и носил в себе все свои эмоции. Он брал на себя всю ответственность, какую только можно было взвалить на свои мужские плечи – а ценой за это было то, что он считал себя вправе и единолично принимать решения. Сначала чувствуешь себя с таким человеком как за каменной стеной, но через некоторое время ощущаешь, как стена эта вот-вот упадет и тебя придавит…
Никто не учил меня тому, что из себя представляет антильская культура, что в нет принято, а что нет. На эту тему не написано никаких учебников. Все пришлось узнавать опытным путем, именуемым голландцами “vallen en opstaan” Было нелегко. Сонни не объяснял, почему что-либо делается так или эдак. Так полагается, и все. Помню, как удивлена была я, когда Сонни встретил на улице в Тилбурге своего одноклассника. Они завязали оживленный разговор на папиаменто, а я стояла рядом как посторонний человек: Сонни ему меня даже не представил, не сказал: «Это моя жена». Может, у антильцев это в порядке вещей? Мне было очень неприятно. Но в целом их отношение к женщине – романтически- галантное – устраивало меня гораздо больше, чем голландское. Голландцы были «ongebakken machos» : с одной стороны, не воспринимали женщин всерьез и относились к ним как к существам второго сорта, особенно в профессиональной сфере, а с другой стороны, панически боялись их и не знали, как с ними надо разговаривать и как им понравиться. Возможно, одно было связано с другим. У меня голландские мужчины вызывали чувство брезгливости.
Я чувствовала себя как пересаженная в чуждую для нее почву березка: перебаливала. То ли переболею и привьюсь на новом месте, то ли не выживу в этом процессе и засохну на корню…Пока больше было похоже на второе.
Найти работу в Тилбурге, к счастью, и вправду оказалось намного легче, чем в Энсхеде. Я нашла ее уже в первую неделю: в ресторане «Мак Дональдс» Для тех, кто при этом названии начинает (справедливо) морщиться, поясню: это было то время, когда у нас в стране «МакДональдсы» только что открылись и считались последним писком моды. Это было время, когда Юлиан Семенов воспевал их в своих «ТАСС уполномочен заявить», – не имея на самом деле ни малейшего представления даже об их ассортименте. Его просто впечатлял сам «бренд». Поэтому не удивляйтесь и не корчите, пожалуйста, рожицы, если я скажу вам, что искренне гордилась тем, когда меня туда на работу сразу же приняли. Тем более, что Шантелл, попробовавшей поступить в «МакДональдс» вместе со мной, отказали. Меня взяли: поняли по выражению моего лица, что вкалывать я буду, как ломовая лошадь, чтобы «оправдать доверие»…
Меня несколько удивило, что более молодым за такую же работу платят настолько меньше: самым
