из них не позволял себе двусмысленных шуточек подобно нашим голландским менеджерам – о том, «какие у вас в России красивые девушки легкого поведения», как, подмигивая, говорил мне один из менеджеров, голландец Бас.
– Всему свинству мы у вас научились! – парировала я.
… Из дома доходили обрывочные, смутные, тревожные вести. О каких-то ваучерах, по которым все сходили с ума, воображая, как они разбогатеют. О том, что начали закрываться заводы, а народ массово подается в «челноки», ездя в Китай и Турцию за тряпками и свято веря, что это и есть путь к счастью и процветанию. Я отгоняла мрачные мысли – неужели те, кто пришел к власти под такими правильными, хорошими лозунгами, не знаю, что делают?…
…Я была рада, когда и университет, и «МакДональдс»- и вообще вся Голландия!- остались позади. Впереди – Сонни и 3 месяца солнца, моря и знакомства с совершенно новой для меня жизнью!! Даже Бобби, и тот может подождать.
****
… Это был бесконечный, солнечный и радостный день. Бесконечный – из-за разницы во времени, потому что я летела в западное полушарие. От раннего утра в Маастрихте, когда я погрузилась в голландский «кукурузник» в его провинциальном аэропорту и до вечерней зорьки на берегу Карибского моря прошла, казалось, целая вечность. Когда летишь обратно, в восточном направлении, и день, и ночь оказываются скомканными, перемешанными друг с другом, как гоголь-моголь. Но я тогда еще не знала ни того, ни другого.
Из Амстердама впервые в жизни я летела на двухярусном «Боинге». Авиакомпании тогда еще не экономили на всем и на всех, и по дороге нас кормили и поили как на убой. Рядом со мной сидела арубанка, которая ехала домой в отпуск. Она только что поссорилась со своим бойфрендом и вскоре завязала разговор с голландским пассажиром сзади- типичным двухметровым кааскопом- -из тех, которые кладут ноги на соседнее сиденье потому что в проходе они у них не помещаются-, который летел на Антилы отдыхать.
Первые 2-3 часа раговор их не выходил за рамки приличия, но вскоре их обоих развезло от выпитого. Еще через час голландец только что не висел у нее на шее и даже пытался заглянуть мне через плечо, чтобы прочитать, что я там пишу в своей тетрадочке (я всю дорогу набрасывала сценарий нового фильма с участием Ики Верон). Естественно, прочитать он ничего не смог, так как писала я на русском, но голландский недотепа подумал, что у него просто разбегаются перед глазами строчки от количества выпитого.
– М-да… я, кажется, немного перебрал! Что это она там пишет?- громогласно на весь салон произнес он, так, будто бы меня рядом и не было. Я заметила, что находясь в других странах (и даже еще только в полете на пути к ним!), голландцы позволяют себе то, чего они сами себе не позволяли в своей родной стране: быть самими собой. Может, поэтому у них обычно были такие грустные лица, когда им приходилось домой возвращаться?…
Мне было глубоко противно наблюдать за этой парочкой и их лизаниями через пару часов после знакомства. Они уже договаривались, где они встретятся на Антиллах, и обменивались телефонами, а у меня не выходила из головы картинка темнокожей рабыни и белого плантатора. Ну, и чем эти двое отличаются от них? Что изменилось за пару сотен лет? У одной- комплекс неполноценности как у рабов, и ей непременно нужен «белый господин» для самоутверждения, а другой – такой же считающий себя подарком для туземок, как плантаторы…. Да у этих Покахонтас вообще есть хоть какое-то чувство собственного достоинства?!
Полет до Кюрасао длинный, часов 9, не меньше. Из-за перегара, которым уже разило от голландца, было трудно заснуть. А алкоголь все не переставали подавать, и я вздохнула с облечением, когда самолет наконец пошел на посадку.
Сверху была видна ослепительно красная земля, резко контрастировавшая с глубокой, темной синевой моря и утыканная казавшимися с высоты игрушечными колючками кактусов. Я тогда не знала еще, что эта область на Кюрасао так и называется – Тера Кора . Кое-где на фоне этого пустынного, похожего на марсианский пейзажа виднелись белые как ромашки головки ветряных электрических турбин.
Как только я вышла на трап, меня обдало горячим воздухом – горячим настолько, что на секунду перехватило дух. Еще несколько недель я не могла к этому привыкнуть: сидя в машине с кондиционером (невиданное тогда в Европе дело!), я начисто забывала о том, какая жара на улице, и всякий раз ступив наружу из ее прохладно-уютной глубины, поражалась этому.
А еще я поняла, что даже самый прочный лак для волос не поможет здесь сохранить в порядке свою прическу – настолько сильный дул ветер. По этой же причине большинство женщин здесь носили брюки, или короткие обтягивающие комбинезончики, которые местные жители называли «пегадиту», или хотя бы велошорты под юбками: ветер задирал юбки немилосердно.
Сонни уже ждал меня. За время, проведенное им на родном острове, он немного поправился, но это было ему даже к лицу. И загорел! Кожа у него потемнела и стала цвета какао без молока. На носу выступили веснушки! Мы с ним не могли оторвать друг от друга восторженных глаз – как два молочных теленка, впервые выпущенных на просторы солнечного луга…
Была суббота, он был свободен, спешить нам было некуда. День для меня начался, казалось, целую вечность назад, а на улице все еще вовсю палило немилосердное солнце. Я никогда раньше не бывала в тропиках и не представляла себе, какой оно может быть силы.
Сонни только вчера проводил в Голландию свою маму – мы с ней неудачно разминулись. Жил он все это время, оказывается, не в своем родном доме: их дом мама сдала жильцам. Его приютила бабушка.
Семья матери Сонни жила неподалеку от аэропорта. Здесь прошло все его детство, и он с гордостью демонстрировал мне свои родные места. Я с любопытством оглядывалась вокруг, а на меня с не меньшим любопытством смотрели местные дети. Они были белые, хоть и смуглые – хотя, как я успела заметить пока мы добирались до Сонниных родных, большинство населения острова было темнокожим. Одна из девочек подбежала ко мне и что-то сказала на непонятном мне языке. Я смешалась, а Сонни расхохотался.
– Это наши соседи, португальцы. Я сказал им, что ты тоже португалка, а они и поверили! Вы, русские, внешне похожи на португальцев.
Португальцы – единственные на Кюрасао, кто еще занимается земледелием. Уж слишком неблагодатная здесь почва. На острове нет ни одной реки, почти круглый год здесь сухо, а дожди проносятся молниеносно и шумно, и после них почти сразу же все высыхает. Кроме подземных источников в некоторых местах (у людей, на чьих участках они есть, обычно имеется колодец возле дома), питьевую воду здесь добывают путем опреснения морской, и она очень дорогая. Эту же воду используют и для полива, и потому содержать здесь хороший зеленый сад – роскошь, которая по карману далеко не каждому.
А еще португальцы славятся тем, какие они замечательные мороженщики.
Земля вокруг была совершенно сухая, хотя и не такая красная, как возле самого аэропорта. Единственное, что росло здесь самопроизвольно, были колючки и всяческой формы кактусы. Это сверху из самолета они казались игрушечными, а на самом деле достигали здесь такой высоты, что многие жители Кюрасао традиционно выращивали их вокруг дома вместо забора: дешево и сердито. А еще здесь росли деревья с причудливо снесенными на один бок кронами, похожие на задутую ураганом свечу: из-за непрекращающегося морского ветра. Они назывались дивидиви. По острову слонялись стаи беспризорных коз, пожиравших и кактусы что помельче, и всяческие колючки, и все, что попадется на их пути. Если на их пути попадался благопристойный сад с фруктовыми деревьями, начиналась страшная паника: его зажиточные хозяева вкупе с садовником, а то и с другими работниками гоняли коз чем попало, чтобы его спасти.
Бабушка Сонни ждала нас на кухне своего дома. Дом был старый, но большой, светлый и просторный, с каменной открытой верандой, называвшейся американским словом «porch”, укрытой поросшей диким виноградом крышей, на которой стояло старое кресло-качалка. Все двери и окна в доме были раскрыты настежь, ветер гулял по дому, и во всех комнатах работали вентиляторы. Было прохладно и хорошо. Где-то в углу кухни под полом шуршали мыши. Временами по стенам и даже потолку пробегали быстрые как молнии лагадиши – мелкие ящерицы, на которых никто,кроме меня, не обращал внимания. Я сначала ужасно боялась, что они упадут на меня сверху, но через несколько дней поняла, что в намерения лагадиши
