— А еще счет за лечение. И компенсация за упущенную выгоду.
— Упущенную выгоду?
— Ну да. — Финн язвительно усмехнулся. — Уж поверь мне, это и вправду окажется огромная сумма!
Он явно хочет поддеть ее. Может, чтобы отвлечься от боли, оправдывала его Хэрриет.
Значит, что бы он ни сказал, не стоит принимать это близко к сердцу. Главное — сохранять спокойствие, полное спокойствие, не горячиться и держать себя в руках. А его скоро увезут накладывать гипс на сломанную кость. И она наконец покинет это ужасное место.
— Не удивлюсь, если все вместе потянет на тысячи фунтов, злорадствовал Финн.
— Ну и пусть. Как будет, так и будет, — стараясь говорить спокойно, ответила Хэрриет и попыталась переменить тему:
— Но если тебе и придется на какое-то время забыть о работе, ты прекрасно отдохнешь в моем саду.
— Да ты просто помешалась на нем! — досадливо поморщился он. — Гляди, еще придется дом продать, чтобы расплатиться. Будет тебе наука.
— Продать дом?! — Хэрриет в ужасе уставилась на него.
— А чем же еще ты расплатишься со мной? язвительно заметил он и тут же застонал: медсестре пришлось передвинуть ногу. — К тому же справедливость восторжествует, — мрачно добавил он. — Ты должна была продать мне его еще тогда.
— Послушай, я понимаю, тебе больно, ты, наверное, не можешь сдерживаться. Но я хочу, чтобы в одном у нас была ясность, — твердо произнесла Хэрриет. — Тебе никогда не заполучить мой дом!
Финн зловеще усмехнулся.
— У тебя не будет выбора. Ты теперь банкрот, а я твой самый главный кредитор.
— Будь я проклята, если заплачу тебе хоть пенни! — взорвалась Хэрриет. Она и думать забыла о том, что намеревалась оставаться спокойной. — Если бы ты не заорал как резаный, если бы не колотил по крыше, я бы запросто справилась с твоей машиной, будь она неладна. Что доказывает одно: в аварии повинен ты, и только ты. Ты… мерзкий, отвратительный тип!
Медсестра, до этого осторожно разрезавшая штанину, ошалело уставилась на Хэрриет. Та тут же замолкла.
Господи! Ну почему Финн всегда вынуждает ее к самым неблаговидным поступкам? Как можно быть такой жестокой и бесчувственной? Ведь она вовсе не такая. Она и мухи не обидит.
— Я… извини, — пробормотала она. — Но послушать тебя, так я нарочно покалечила твою ногу. Ты ведь… ты ведь не думаешь так на самом деле?
— Ну… это действительно был несчастный случай, — признал он. Лицо его исказила гримаса боли, когда медсестра удаляла лоскутки ткани, налипшие на рану. — Хотя и придется не меньше месяца ковылять на костылях. Приятного мало.
— Ты же не знаешь, сломана нога или нет, — с надеждой показала Хэрриет на ногу. — Может, связки растянулись?
— Хорошо бы! — тяжко вздохнул Финн. Но в палату вошел врач, и надежды Хэрриет на скорое освобождение рухнули.
— Да она у вас сломана, — весело сообщил врач. — Самый что ни на есть перелом. На всякий случай сделаем снимок. А потом вправим. — И врач обернулся к Хэрриет:
— С вами все в порядке? Что-то вы позеленели.
— Я… со мной всегда так в больницах. Его нога выглядит ужасно, пробормотала Хэрриет. Теперь рана Финна была открыта для обозрения, и Хэрриет изо всех сил старалась не смотреть в его сторону.
— Ну что вы! — засмеялся врач. — Здесь еще и не такое увидите.
— Этого-то я и боюсь, — едва слышно пробормотала она, едва справляясь с подкатывающей к горлу тошнотой.
Врач с медсестрой вышли сделать необходимые приготовления к перевозке пациента в рентгенографический кабинет, оставив их на некоторое время одних. Финн попросил Хэрриет подать ему пиджак, висевший на дверной ручке.
— Хочу проверить… — сказал он, когда Хэрриет подала ему пиджак. Ага, вот они. — Он передал Хэрриет портмоне и ключи. — Бог его знает, сколько еще придется здесь проторчать, — вздохнул он. — Пусть они пока будут у тебя.
Хэрриет стояла над Финном. Ему было явно плохо. Красивое лицо выглядело изможденным и посеревшим, несмотря на загар. Какой же он сильный, не то что я, жалкая и слабая, с унынием размышляла Хэрриет. Ее захлестнула волна жалости и сочувствия.
— Мне жаль, очень жаль, — пробормотала она, в глазах появились слезы. — И зачем я только села в машину! Это все моя вина, — сокрушалась она. — Мне не по средствам нанять тебе профессиональную сиделку, но я сама стану ухаживать за тобой.
— А ты хоть что-нибудь понимаешь в этом?
— Нет, вообще-то ничего, — призналась Хэрриет. — Но наверняка они продержат тебя здесь несколько дней. А когда выпишут… тут уж я справлюсь. В конце концов, — Хэрриет пожала плечами, — уверена, ко времени выписки тебе станет гораздо лучше. А если тебе все еще будет больно, мы попросим дать нам с собой аспирин.
Финн оторопело уставился на нее.
— Спасибо за заботу, Хэрриет, — наконец произнес он. — Я тоже должен извиниться перед тобой за такое недоброе к тебе отношение; мне было больно, и я сорвал зло, — со вздохом признался он. Черты его лица несколько смягчились при виде подавленной Хэрриет. Задумчиво накручивая ее длинные огненные локоны на пальцы, он стал медленно тянуть ее к себе. — Не могу видеть, как ты льешь слезы надо мной, — нежно сказал он ей, поднимая кончик простыни и вытирая слезы, капавшие из больших зеленых глаз, находившихся так близко от него.
— Мне казалось, над тобой всегда кто-нибудь да плакал, — улыбнулась сквозь слезы Хэрриет.
— До недавнего времени нет, — мягко прозвучал его голос. Он все настойчивее тянул ее к себе, пока их губы едва не соприкоснулись. — Хотя сегодня и не мой день рождения, думаю, я заслужил поцелуя перед тем, как меня увезут.
Этот голос с хрипотцой, слегка ироничный, отозвался в ней эхом. Дальше все происходило как при замедленной съемке. Его твердые, властные губы завладели ее трепещущими губами. В ушах Хэрриет отдавалось бешеное биение ее собственного сердца, и она вся отдалась возбуждающей чувственности поцелуя.
Дверь с шумом распахнулась, разрушив волшебные чары. Хэрриет не сразу вернулась к действительности.
Все еще словно в тумане, вся дрожа, она вскинула голову и увидела, как в палату вкатывают каталку.
— Боже! — выдохнула она; ее бледные щеки густо залил румянец.
Она стремительно выпрямилась и отбросила с лица запутавшиеся локоны густых волос. Оставалось надеяться, что санитар, деловито кативший каталку, решил, будто она всего лишь поправляла простыню больного.
— Да не переживай ты так! Это ведь всего лишь поцелуй, — усмехнулся Финн. В голубых глазах прыгали смешливые огоньки — его явно веселило смущение Хэрриет.
— Похоже, это твоя дежурная фраза! — бросила Хэрриет, досадуя, что она снова стала жертвой неотразимой привлекательности этого, мужчины.
Она попыталась отойти от Финна, пока медсестра и санитар перекладывали того на каталку. Но с удивлением обнаружила, что запястье ее руки крепко сжато пальцами Финна. Каталку покатили из палаты.
— Ох, нет, я не думаю, что… — начала было она, когда ее, не церемонясь, повлекли за каталкой по коридору, а она никак не могла высвободить руку.
— Так не годится! — тихим, хриплым смешком засмеялся он. — Я решил, моя дорогая Хэрриет, что вместе мы пройдем «через все»!