— К настоящему времени у тебя, должно быть, уже целый гарем.
До Торнтона начало доходить, насколько опасным был Габриэль.
— Пожалуйста, не к-калечьте меня! — взмолился он.
— А ты не думаешь, что заслужил, чтобы тебя немного покалечили? — мягко спросил Габриэль.
Задаваясь вопросом, что Торнтон планировал сделать с Викторией, если бы она пришла к нему?
Задаваясь вопросом, как бы он поступил с Викторией, когда закончил с нею?
Когда бы он отдал ее второму мужчине: до или после того, как сам попользовался ею?
— Я ничего не сделал, уверяю вас, — сказал мужчина с мучением в голосе.
— И все же Виктория Чайлдерс была уволена. Без рекомендаций. Гувернантки без рекомендаций не могут найти хорошую уважаемую работу. Ты действительно не оставляешь женщинам никакого выбора, кроме как придти к тебе, не так ли, Торнтон?
Ради еды. Убежища. Секса…
— Я не знаю, о чем вы говорите. Нет никаких женщин. Только жена. Моя жена может знать, куда деваются гу-гу-гувернантки. Они не приходят ко мне. Никто не приходит ко мне. Я не понимаю, о чем вы спрашиваете. Говорю вам, я ничего не делал.
Его голос звучал неожиданно правдиво.
Габриэль еще сильнее вдавил пистолет в лицо мужчине, к утру на щеке выступит кровоподтек, равно как и на горле.
— О, пожалуйста, сэр, пожалуйста, уберите пистолет!
В дыхании мужчины чувствовался кофе. Воздух наполнился резким запахом аммиака.
От страха Торнтон намочил штаны.
Смех ребенка прорезал воздух — отдаленное напоминание о невинности.
Виктория говорила, что ее наниматель лгал. Чтобы уволить ее.
Она говорила, что ее наниматель писал письма. Чтобы соблазнить ее.
— Куда ты направлялся, когда вышел из дома? — резко спросил Габриэль.
— В м-мой, — искаженный голос мужчины дрогнул, — клуб.
Габриэля охватили сомнения.
Мужчина признался, что Виктория работала у него.
А что, если это не тот человек…
— Если у тебя нет при себе ручки, Торнтон, я тебя убью, — медленно произнес Габриэль.
— О, у меня есть ручка, сэр! — поспешно заговорил мужчина. — В сюртуке! Смотрите!
Это могло оказаться уловкой.
Вместо ручки мог быть пистолет.
Существовал только один способ узнать правду.
— Достань ручку, — приказал Габриэль.
— Я не м-м-могу. Мое п-п-польто застегнуто.
— Так расстегни его.
— Я не м-м-могу, в моей щеке — пистолет, сэр.
Габриэль цинично скривил губы.
— Ты бы удивился, Торнтон, узнав, что может человек. — Человек может убить. А может и подарить жизнь. — Расстегивай пальто.
Мужчина завозился с пуговицами. Несколько мгновений спустя полы пальто распахнулись.
— Теперь лезь в сюртук. Медленно.
Торнтон полез внутрь сюртука. Медленно.
Габриэль большим пальцев взвел курок, смертоносный щелчок эхом отозвался в тумане.
Это ясно дало понять Торнтону, что если он достанет пистолет, то умрет.
Капли пота струились по щекам Торнтона и, поблескивая, скатывались на дуло пистолета. Мужчина медленно достал толстую бронзовую ручку.
Его била крупная дрожь.
Когда Виктория боялась, она тоже дрожала? — спросил себя Габриэль.
— Я хочу, чтобы ты кое-что написал, — резко сказал Габриэль.
Пришло время узнать, кто был настоящим автором писем.
— Я… у меня нет бумаги.
— Снимай левый манжет.
Габриэль отстранился настолько, чтобы позволить Торнтону поднять руку.
Он понял намерения Торнтона, прежде чем у того хватило времени их осуществить: Торнтон собирался удрать.
— Ты знаешь, что пуля делает с лицом человека с такого расстояния? — мягко поинтересовался Габриэль.
Торнтон сорвал свой левый манжет.
Медленно, Габриэль ослабил нажим пистолета; на правой щеке обозначился белый круглый отпечаток от дула.
— Если ты закричишь, я тебя убью, — отчетливо произнес он. — Попытаешься сбежать, тоже убью. Ясно?
— Да. — Дыхание Торнтона было прерывистым и частым. — Да, я понял, сэр.
— Что? Что вы хотите, чтобы я написал? Я напишу, что угодно. Все, что вы хотите. Только скажите мне, что написать…
Габриэль быстро размышлял:
— Пиши: «вечный голод женщины».
На лице Торнтона не было следов узнавания, только страх смерти и готовность сделать все, что угодно, лишь бы избежать ее.
Зажав колпачок ручки в зубах и пользуясь левой рукой как подставкой, Торнтон быстро царапал слова на жестком белом манжете. Его дыхание клубилось в воздухе.
Когда он закончил писать, то поднял глаза с нетерпением ребенка, ожидающего похвалы.
— Держи манжет, чтобы я смог прочитать, — приказал Габриэль.
Сжимая в зубах колпачок ручки, Торнтон держал манжет, но рука дрожала, и черные строчки дергались.
Габриэль выхватил манжет из его пальцев.
Почерк на манжете не соответствовал почерку, которым были написаны письма Виктории.
Понимание скрутило внутренности Габриэля узлом.
Торнтон был не тем человеком, который писал письма Виктории Чайлдерс.
Глава 12
Жесткая белая ткань упала на льняную простыню, которую Виктория подтыкала под матрац.
Озадаченная, она подняла ее.
Это был манжет мужской сорочки. Сквозь него проступали черные чернила.
Виктория перевернула манжет лицевой стороной вверх.
Сердце бухнуло о ребра. Резко выпрямившись, Виктория выронила манжет.
Он спланировал вниз. Теплое дыхание защекотало сзади ей шею.
Она повернулась кругом.
Габриэль стоял всего в нескольких дюймах от нее. От него пахло холодным воздухом и лондонским туманом.