Женщина Габриэля

Яйца, ветчина и круассан, жадно съеденные Викторией раньше, поднялись к ее горлу.

— Я встречался с вашим бывшим нанимателем, мадемуазель Чайлдерс.

Встречался с ее бывшим нанимателем…

— Человек, который написал записку на манжете — не мой наниматель, — сухо ответила она.

— Au contraire,[18] мадемуазель. — Дыхание Габриэля слабо пахло корицей. — Питер Торнтон, действительно, был вашим нанимателем.

Был ее нанимателем?

Габриэль имел в виду, что Питер Торнтон был ее прежним нанимателем? Или, что он прежде был нанимателем Питером Торнтоном?

Габриэль убил его?

Виктория подняла руку к горлу. Под пальцами предупреждающе застучал пульс: смерть, опасность, желание.

— Как вы узнали, что имя моего прежнего нанимателя — Питер Торнтон?

— Я послал одного из моих людей по различным агентствам по трудоустройству. — Теплота дыхания Габриэля резко контрастировала с холодностью его глаз. — Он говорил им, что имел встречу с гувернанткой по имени Виктория Чайлдерс, которую решил нанять, но потерял ее адрес. В агенстве «Уэст Имплоймент» нашли ваше досье. У них не было вашего теперешнего адреса, но они надеялись, что вашему прежнему нанимателю он известен.

Восхищение Виктории соперничало с ее негодованием.

— Вы очень дотошны, сэр.

Пугающе дотошен.

Мужчина, который написал письма, мог бы брать у него уроки.

— Невежество убивает, мадемуазель, — тихо ответил Габриэль. — Так же действуют и тайны.

Он знал об ее отце. И о брате.

У Виктории больше не было тайн.

Одна мысль быстро следовала за другой.

Виктория никогда не видела почерка Питера Торнтона, но если это не он писал письма, то кто же? Одновременно ее осенило, что она никогда прежде не видела почерка сереброглазого, сереброволосого мужчины, стоящего перед ней.

Laissez le jeu commencer.

Давайте же начнем игру.

Но кто актеры?

Неожиданная боль сжала грудь Виктории.

Габриэль не доверял ей. Но она доверяла ему.

Она не будет бояться.

Уронив руку, Виктория расправила плечи; ее груди напряглись под шелковым узлом.

— Итак, вы снова считаете, что я сообщница того… того человека, который, как вы утверждаете, преследует вас.

Горячее дыхание обожгло ей щеку.

— А разве это не так? — легко спросил Габриэль.

Она почувствовала вкус корицы.

Ресницы Габриэля были слишком длинными, слишком густыми. Лицо — слишком красивым. Слишком безучастным.

В воздухе сохранился запах горелой шерсти.

Виктория была одета в покрывало с кровати. Даже если бы у нее было безопасное место, куда можно убежать, она не смогла бы. Он сжег ее платье.

Она оказалась в ловушке. С одной лишь правдой в качестве спасения.

Правда не спасла ее от увольнения шесть месяцев назад.

— Нет. — Виктория стиснула зубы. — Я не сообщница.

— Мужчина, который написал письма, знал, что вы носили шелковые панталоны, мадемуазель.

Питер Торнтон был единственным мужчиной, которого она знала, кто имел доступ к ее спальне и интимному одеянию.

Кто еще мог знать…

— Я продала все, кроме одной пары панталон, на Сент-Джайлс Стрит. — Виктория не отрывала взгляд от этих опасных серебряных глаз. — Любой, кто следовал за мной, мог зайти после этого в магазин и купить то, что я продала.

Мысль, что незнакомец следил за каждым ее шагом, не успокоила Викторию.

— Это возможно, — признал Габриэль.

Но маловероятно, сказали его серебряные глаза.

Она не будет умолять. Плакать.

Ей не причинит боли то, что неприкасаемый ангел не верит ей.

Виктория повыше вздернула подбородок.

— Я не буду жертвой.

Чернота его зрачков поглотила серебро радужек.

— Вы уже жертва, Виктория Чайлдерс.

Осознание своих голой груди и плеч над светло-синим шелковым покрывалом и наготы под ним проползло по коже Виктории.

Он был слишком близко, от его тела исходил слишком сильный жар.

Как он мог сомневаться в ней?

Он рассказывал ей… Говорил о своих потребностях…

— И чья же я жертва, сэр? — с вызовом спросила Виктория. — Вы говорите, что есть человек, который причинил бы мне боль; я не видела этого человека. Вы утверждаете, что защитите меня, но именно вы угрожаете мне. Чья же я жертва?

Ее душевная боль на миг отразилась в его пристальном взгляде. На смену ей пришел холодный расчет.

— Вас терроризирует мужчина, мадемуазель. — Сдобренный корицей жар овевал ее губы. — Однако вы не выдаете его имени. Почему?

— Я не знаю его имени, — упрямо повторила Виктория. В ее голосе было неприкрытое отчаяние.

— Вы сказали, что это Торнтон.

— Да, — выдавила она.

— Почему вы не сказали мне его имени?

Она облизнула губы, ощутив вкус корицы, вкус дыхания Габриэля.

— Потому что боялась.

Она все еще боялась.

— Чего, мадемуазель?

И его голос, и его дыхание были лаской. Холодность в его глазах замораживала ее ресницы.

— Я боялась, что вы найдете его, — сказала Виктория.

— Но я, действительно, нашел его.

— Я боялась, что вы будете разговаривать с ним.

— Я, действительно, разговаривал с ним.

Черные точки застилали взгляд Виктории.

— Я боялась, что он расскажет вам, кто я.

— Я знаю, кто вы.

— Вы не знаете, кто я! — выкрикнула она.

Он не опустил ресниц при ее вспышке — вспышке, которая снова доказала, что Виктория не была той женщиной, которой, как она всегда думала, является.

Спокойной. Рациональной.

Выше желаний плоти.

Темное знание блеснуло в глазах Габриэля.