Обычно в таких ситуациях командиры любым путем стараются освободиться от строптивых подчиненных. И не раздумывая дают им положительные характеристики, лишь бы ушли куда-нибудь.
Но комдив, хоть и не любил своего зама, почему-то не спешил от него избавиться. Всякий раз, когда Рохлину предлагали новую должность, комдив делал все, чтобы тот 'пролетел' мимо назначения... Правда, звание 'полковник' было присвоено Рохлину без задержки ~ в июле 1986 года.
Однако, даже став полковником, он не замечал бытовых проблем. Две железные кровати, несколько поломанных стульев и обшарпанный шкаф будут составлять все убранство его жилища. Подруга его дочери, придя к ним в гости, всплеснет руками: 'Разве так можно жить?'
Именно там, под Кызыл-Арватом, заболеет его сын. Болезнь эта всю жизнь будет восприниматься им как немой упрек судьбы за служебное рвение, отодвинувшее на задний план заботы о семье. Мать его детей не выдержит переживаний за мужа и сыновью болезнь. Сердце Тамары Павловны начнет давать сбои.
Разве так можно жить? Этот вопрос он оставит без ответа. Но с тех пор будет часто повторять, что многое потерял в этой жизни.
И все же ни тогда, ни позже у него не появится иных увлечений, кроме службы. Он не собирает значки и марки. Прохладно относится к охоте и рыбалке. Не умеет резать по дереву и чеканить по металлу. Не играет в теннис. Рано утром он на службе. В выходные и праздники - тоже.
'Контуженый' - он и есть контуженый... Лишь болезнь сына заставит его самому проявить инициативу.
Климат и условия жизни ребенку надо было менять.
В марте 1987 года Рохлин был назначен командиром 152-й мотострелковой дивизии в Кутаиси.
'ПОЛКОВНИК, Я ТОБОЙ ДОВОЛЕН...'
152-я мотострелковая дивизия кадра, каких было много в Советской Армии, представляла из себя соединение, где есть техника, есть офицеры и минимум солдат.
Те, кто служил в таких дивизиях, говорят, что смысл командования в них можно сформулировать так: 'Сам отдал приказ - сам и выполняешь'.
Офицерский состав таких частей имеет много особенностей. Обычно это проштрафившиеся бывшие командиры самых разных степеней. Перспектив службы у них нет никаких. И возраст зачастую предпенсионный.
Уволиться тогда было очень трудно, поэтому такие офицеры не служили, а дослуживали. Не была исключением и эта дивизия.
- Средний возраст офицеров, - говорит Рохлин, - был сорок два - сорок три года. Мужикивсе тертые, толковые... Кроме того, Кавказ - край вина и чачи. С этим там не было проблем. Носы у всех наших ветеранов - красные...
- Мне рассказали, - продолжает он, - что прежний командир, напившись вина, мог построить свое войско и, выйдя к нему в одном ботинке, кричать: 'Если не найдете мой ботинок, всех расстреляю...'
А вскоре Рохлин узнал, что по его прибытии офицеры спросили полковника Сушо Ивана Ивановича, который его встречал:
- Какой он, новый комдив?
Тот отвечает:
- Мне показалось, что порядочный мужик, честный.
- Жалко, - вздохнули офицеры. - Сожрем...
- Но была и хорошая сторона, - вспоминает Рохлин. - Когда приехала жена, я, встретив ее на вокзале, повез в дивизию. Она смотрит и смотрит в окно. Не отрываясь. И наконец говорит: 'А знаешь, Лева, ведь мы никогда не служили в таких местах'. Природа там действительно очень красивая.
Познакомившись с состоянием дел в дивизии, Рохлин ничему не удивился. Минимум личного состава и офицерский корпус с его буйным прошлым и не менее экзотическим настоящим сами собой предполагали запустение и разруху.
Ящики со снарядами и порохом хранились на улице. От времени и сырости ящики сгнили, и снаряды лежали под открытым небом. Даже вещевое имущество не было помещено в склады.
Складов этих просто не было.
Вся техника тоже хранилась под открытым небом. Охрана была слабая. Технику разбирали. Механизмы разворовывали.
А вскоре в дивизию приехал командующий округом генерал-полковник Константин Кочетов. Вообще- то он был в то время озабочен обустройством десантно-штурмовой бригады, расквартированной поблизости. Но не обошел вниманием и 152-ю дивизию. Проехав по расположению дивизии, он стал перечислять, что нужно сделать.
- Я ему говорю, - вспоминает Рохлин, - 'Все сделаем, товарищ командующий. Вы будете довольны'. Он посмотрел на меня так... со значением и отвечает: 'Полковник, знай, я еще никогда не был доволен'.
Первое, за что взялся Рохлин, это строительство полигона.
Он решил воспользоваться теми возможностями, которые давало принятое в то время постановление правительства о строительстве спортивно-оздоровительных лагерей для подготовки допризывной молодежи.
- Я поехал в Тэрджолу к первому секретарю райкома партии, - рассказывает Рохлин. - И говорю: 'Слушай, дорогой, я вот уже два района объехал, выбираю, с кем мне начать строительство лагеря. Все помощь предлагают...' Он машет руками: 'Зачем тебе другие, я тебе все дам...'
Рохлин выбрал в горах красивое, но суровое место и развернул там строительство лагеря...
Кроме того, если он узнавал, что какая-то часть отказывается от каких-то строительных работ, на которые выделены средства, он выпрашивал эти средства для себя. И строил, строил, строил.
Для того чтобы ускорить работы, он добился призыва на переподготовку приписанных к его дивизии запасников...
Вскоре как грибы после дождя выросли одиннадцать хранилищ, куда были упрятаны вся техника, имущество и боеприпасы.
До приезда семьи Рохлин жил в медсанчасти дивизии и каждое утро бегал на физзарядку вместе с солдатами и офицерами.
Он ввел строгий спрос за разворованную технику и заставил командиров частей платить за пропажу. Это, в свою очередь, заставило командиров организовать необходимую охрану и учет.
Когда полигон был построен, Рохлин стал отправлять на него офицеров. Они уезжали в воскресенье, а в четверг Рохлин принимал у них зачеты. Те, кто успешно сдавал зачеты, ехали домой...
Устройство полигона было очень сложным. Стрелковое упражнение предполагало спуск со скалы и ведение стрельбы по мишеням, находящимся внизу. А спустившись, надо было поразить мишени вверху.
Когда в дивизию приехала комиссия Южной ставки, то генерал-лейтенант Дмитрий Туранский6, посмотрев на устройство полигона, заявил, что невозможно поражать цели в таких условиях. Он лично несколько раз прошел по маршруту. И лишь с четвертого раза начал попадать в цели.
Но более всего комиссию удивило, что офицеры дивизии, люди в возрасте, выполняют эти упражнения днем с оценкой 'хорошо', ночью 'отлично', а машины водят только на 'отлично'.
Результаты работы комиссии были доложены на Военном совете Южной ставки.
- Я стоял в коридоре у окна, - вспоминает Рохлин. - Ждал результатов заседания Военного совета. Мимо проходит Кочетов. Вдруг он поворачивается ко мне, протягивает руку и говорит: 'Полковник, я тобою доволен'. Для меня это была самая высокая оценка. Командующего в округе очень уважали. Знали, насколько он жесткий начальник и насколько скуп на похвалу.
