Ну что ж, моя Светлана?Туманится твой взгляд…Прелестного обмананам карты не сулят.Сам худо я колдую,а дедушка в гробу,и нечего седуюдопрашивать судьбу.В сморкающемся блескевсе уплывает вдаль —хрустальные подвескии белая рояль.И огонек плавучийпотух, и ты исчезза сумрачные тучи,серебряный мой лес.РасстрелБывают ночи: только лягу,в Россию поплывет кровать,и вот ведут меня к оврагу,ведут к оврагу убивать.Проснусь, и в темноте, со стула,где спички и часы лежат,в глаза, как пристальное дуло,глядит горящий циферблат.Закрыв руками грудь и шею, —вот-вот сейчас пальнет в меня —я взгляда отвести не смеюот круга тусклого огня.Оцепенелого сознаньякоснется тиканье часов,благополучного изгнаньяя снова чувствую покров.Но сердце, как бы ты хотело,чтоб это вправду было так:Россия, звезды, ночь расстрелаи весь в черемухе овраг.
1927, Берлин
ГостьХоть притупилась шпага, и сутулейвхожу в сады, и запыленмой черный плащ, — душа все тот же улейслучайно-сладостных имен.И ни одна не ведает, внимаямоей заученной мольбе,что рядом склеп, где статуя немая,воспоминанье о тебе.О, смена встреч, обманы вдохновенья.В обманах смысл и сладость есть:не жажда невозможного забвенья,а увлекательная месть.И вот душа вздыхает, как живая,при убедительной луне,в живой душе искусно вызываявсе то, что умерло во мне.Но только с ней поникну в сумрак сладкийи дивно задрожит она,тройным ударом мраморной перчатки