– Информационный век, – ответил Дронго, – все правильно. Что там есть о ее пристрастиях?
– Она любит японскую еду, – прочитал Вейдеманис, – любимый город – Москва. Из художников нравятся поздний Пикассо и Шагал. Еще она любит Леже.
– Это все очень хорошо, но меня больше интересуют ее личные пристрастия, а не взгляды в искусстве.
– В одежде она предпочитает английский стиль, – сообщил Эдгар, – любит приглушенные цвета. В мужчинах ценит чувство юмора и доброту. А в женщинах – умение быть сильной и самостоятельной. Она – своебразный человек, Дронго. Такое ощущение, что она считает себя не меньшей звездой, чем художники, которых она выставляет в своей галерея.
– Чтобы быть владелицей популярной галереи, нужно иметь соответствующие качества, – заметил Дронго, – ты знаешь, что в Москве есть галерея «Айдан»? Ее владелица – дочь известного художника Таира Салахова. Ты можешь мне не верить, но ее в члены Общественной палаты России рекомендовал сам Путин. Вот тебе и владелица галереи. Она очень известный и популярный человек. Это страшная сила, Эдгар, ты напрасно иронизируешь. Такая же ситуация и в Париже, и в Лондоне, и в Берлине. В известных галереях встречаются политики, общественные деятели и мастера культуры. Это своеобразные клубы.
– Теперь начну ходить в галереи, – пообещал Эдгар, – одним словом, она достаточно популярный человек. Была замужем, развелась. Среди ее друзей много известных художников и актеров. Их фотографии размещены на всех сайтах.
– Где находится ее галерея? Можешь дать точный адрес?
—Конечно. Ее легко найти – Вейдеманис прочел адрес галереи. Дронго повторил адрес для своего водителя. Тот кивнул головой он знал это место.
– Что со Светланой? – уточнил Дронго.
– Почти ничего. Только биографические данные, сведения о ее сыне. Но интересно, что на сайте посольства о ней почти ничего нет. Я вообще не понимаю, почему они так мало дают о ней информации. Словно боятся раскрыться.
– Ясно. Спасибо за помощь.
Еще через некоторое время они подъехали к галерее. Дронго вышел из машины и разочарованно пожал плечами. Галерея была закрыта. Он уже хотел вернуться, когда увидел, как открывается дверь и выходит неизвестный мужчина лет тридцати пяти. У него была короткая бородка и длинные волосы.
– Извините, – обратился к нему Дронго, – я ищу Римму Тэльпус. Вы не знаете где я могу ее найти?
– Они оформляют новую экспозицию, – ответил незнакомец, – у вас к ней какое-то важное дело?
– Да, – кивнул Дронго, – очень важное.
– Она сейчас у себя в кабинете, – сообщил неизвестный, – постучите и скажите дежурному, что вам нужна Римма, и он вас пропустит. Скажите, от Славика. Он меня знает.
– Спасибо, – поблагодарил его Дронго.
Он долго стучал в дверь, пока ему не открыл дежурный охранник. Услышав про Славика, он посторонился, пропуская гостя в здание галереи. Дронго прошел по длинному коридору, минуя несколько больших залов, где размещали новую экспозицию. Охранник провел его в конец коридора, где размещался небольшой кабинет владелицы галереи. Они открыли дверь, когда она, сидя на столе, что-то объясняла двум сотрудникам. Мужчина и женщина ее внимательно слушали. В руках у Риммы была длинная сигарета. Увидев вошедших, она удивленно охнула, спрыгивая со стола.
– Все, ребята, – сказала она, обращаясь к своим сотрудникам, – на сегодня заканчиваем. У меня гость.
– Добрый вечер, – поздоровалась она с Дронго, – что-нибудь случилось? Я не ожидала увидеть вас в своей галерее.
Молодые люди вышли из ее кабинета. Римма показала на стул, стоявший у стола, и сама села на другой, смахнув с него целую кучу рисунков прямо на пол. На стене висела большая фотография Константина Скляренко. Он улыбался, глядя так, словно собирался в любую минуту войти в кабинет.
– Садитесь, – пригласила Римма, – зачем вы приехали? Опять что-то произошло?
– Мне было интересно посмотреть вашу галерею, – ответил Дронго.
– Не врите, – строго заметила Римма, – вы за два дня ни разу даже не спросили меня о галерее. Кстати, как вы узнали, где именно находится моя галерея? Наверно, сказала Галия или Наиля?
– У вас достаточно известная галерея. Сразу четыре сайта в Интернете. Столько информации.
– Разве это плохо? Чем больше информации, тем больше популярности. И, наоборот, чем выше популярность, тем больше о вас пишут. Все правильно. А почему это вас так заинтересовало?
– Вы ведь известный искусствовед, – продолжал Дронго, – и ценитель всего прекрасного.
– Надеюсь, что это так, – улыбнулась Римма, – и я все-таки не понимаю, куда вы клоните?
– В квартире Наили была статуэтка, которую они привезли из Лувра. Там есть такой магазин под землей, под этой знаменитой стеклянной пирамидой.
– Я его прекрасно знаю, – обрадовалась Римма, – всякий, кто бывает в Париже, обязательно заходит туда хотя бы один раз. И статуэтку помню. Мне ее показывала Наиля. Превосходная вещь А почему вы вдруг о ней заговорили? Наиля говорила, что не может ее найти. Как будто статуэтка могла сама куда-то уйти. Я ей посоветовала спросить у Кости. Она ему тоже нравилась. Они вместе выбирали эту статуэтку.
– И вы с тех пор ее не видели?
– Конечно, не видела. Я бы ее сразу узнала.
– Наиля считала, что ее статуэтку украли.
– Она мне тоже об этом говорила. Но мне казалось, что она просто забыла, куда могла ее положить. Зачем залезать к ним в дом и воровать статуэтку? Вещь, безусловно, хорошая, но стоила не больше пятисот-шестисот долларов. У них дома было столько ценностей, картины, украшения Наили, даже вазы, которые она привозила из Италии и Таиланда. Все это стоило куда больших денег, чем статуэтка. И рядом с ней была бронзовая пепельница – оригинальная работа немецкого мастера. Кажется, девятнадцатый век. Или конец восемнадцатого. Настоящая дизайнерская работа. Они брали ее в антикварном магазине. И стоила несколько тысяч долларов. Я даже думаю, что им повезло. В Москве такая вещица могла бы стоить пять тысяч и больше.
– Вы так хорошо осведомлены обо всем, что находилось в квартире Наили?
– Конечно, – усмехнулась Римма, – ведь я дружу с ее сестрой. Поэтому нет ничего удивительного, что Наиля показывала мне все свои покупки.
– Сегодня вы поговорили с прокурором и сообщили нам, что неизвестная женщина, которую там видели, была в обуви от Гуччи.
– Это не я сказала, а прокурор, как вы изволили заметить. Ой, какая я дура! Наверно, не нужно было говорить при вас. Вы поэтому приехали ко мне так поздно?
В комнату заглянул охранник.
– Я ухожу, – сообщил он, – двери закрою на ключ. Что-нибудь нужно?
– Ничего, спасибо. Все уже ушли?
– Да, я проверил все помещения.
– Тогда до свидания. Спасибо.
Охранник вышел из кабинета.
– Красивая фотография, – показал на смеющегося Скляренко Дронго, – почему вы ее здесь держите?
– А почему нет? – удивилась Римма. – Это работа известного фотографа. Мне лично нравится. Костя на этой фотографии получился не просто как живой. Он здесь какой-то особенный.
—Можно вопрос?
– Личный? – усмехнулась Римма. – Я даже догадываюсь, о чем вы меня спросите.
– Именно об этом. Вы были любовниками?
– Нет, – сразу ответила она, – не были. Но если вы хотите знать всю правду, то это не вся правда.
—А если я попрошу вас сказать мне всю правду?
– Мы с ним спали. Один раз. Разумеется, это не для передачи. Ни Наиле, ни ее матери, ни ее двоюродной сестре об этом говорить не нужно. Он появился у меня в галерее где-то год назад. Вечером. Принес бутылку хорошего вина. Слово за слово, пили вино, смеялись. Все получилось как-то само собой.
