— Девятнадцать.
— Ого!
Он тоже присел, но на его ласки пес реагировал весьма сдержанно.
— Рекс, хоть и видит плохо, но своих отличает, — с гордостью сообщила Майя. — Он еще у меня ого- го! Правда, Рексушка?
Майор вдруг вспомнил слова Снутко: «Мы разошлись из-за собаки». Из-за Рекса?
— Вы считаете, Рекса надо усыпить? — неожиданно выдала Марина, пока Майя на кухне ставила чайник.
Вопрос Алферова обидел. За кого она его принимает? За монстра?
— А Снутко хотел, — не дождавшись ответа, сказала собеседница. — Рекс вообще-то его пес, и он собирался его усыпить, а Майка не дала.
— Сомневаюсь, чтобы Снутко сильно настаивал, когда узнал, что Майя против, — резонно парировал Алферов.
— Разумеется, он не настаивал, но считал ее поведение женским капризом. Да, он не усыпил Рекса, но одно то, что он искренне хотел этого и не мог понять, почему это невозможно… да как с ним после этого жить?
Однако при виде Майи Марина быстро сменила тему.
— Майка, ты не помнишь, Снутко не мог в субботу сесть за стол первым? После пения, я имею в виду.
— Не мог, — засмеялась Майя. — Он сел уже после меня, это я гарантирую. А, пока мы пели, безобразно горланил прямо мне в ухо. Слух у него отсутствует начисто.
— А Юрский пел?
— Кажется, нет. Я еще подумала, что он, видимо, не совсем на крючке и с ним следует дополнительно поработать.
Майя говорила, абсолютно не стесняясь присутствия майора. Он, непривычный к подобной откровенности, слушал не без удивления.
— То есть Юрского во время пения ты не видела?
— Да. Леша играл на гитаре, Снутко пел, а Юрский… не знаю, чем занимался.
— А Света?
— Про женщин можешь не спрашивать, я не обращала на них внимания.
— Погоди… Света пела, я точно помню. И еще Вольская… она не пела, но стояла у Леши за спиной и упорно отпихивала меня локтем, поэтому я вынуждена была пристроиться рядом с Мишкой. И, пока зачехляли гитары, она продолжала караулить мужа. Я вспомнила.
— А что, Александр Владимирович, — обратилась к Алферову Майя, — разве остались какие-то неясности? Света ведь арестована.
— Задержана, — поправил майор. — Да, мне многое неясно. Я не уверен в ее виновности.
— Да вы, как и Маринка, идеалист? — удивилась Майя. — Кто бы мог подумать… А ведь оба — умные люди. А я считаю, в любом случае Света сама виновата. Ну, выскочила за ничтожество — это с каждой может случиться, этого даже я не миновала. Но надо быть дурой, чтобы за это ничтожество держаться.
— Кто же из ваших мужей — ничтожество? — холодно осведомился Алферов.
— Все, но в наибольшей степени, конечно, Лешка. Вот признайтесь честно, Александр Владимирович, могли бы вы уважать человека, который радикально переменил свои чувства к женщине исключительно потому, что она изменила цвет волос и сняла очки?
— Вас никто не заставлял за него выходить.
— Я была молода и до безумия влюблена, — весело разъяснила Майя. — Но любовь без уважения долго у меня не продержалась. И, кстати, даже не думайте, что Лешка мог самостоятельно кого-нибудь прикончить. Он начисто лишен инициативы. Разве что жена велела ему: «Возьми этот флакон и налей из него туда-то». И посмотрела любящим взором василиска. Он от страха подчинился бы, до и то пролил половину, а под вашим давлением тут же во всем признался бы. Я прекрасно изучила всех своих мужей — невзирая на то, что ни один из них не соблаговолил присмотреться ко мне. То есть смотреть-то они смотрели, но совсем не на те места. Чтобы Лешка или Снутко из ревности отравили Юрского? Снутко хоть кол на голове теши, он полагает, мой с ним развод — не принципиальное решение, а кокетство красивой женщины. Он убежден, что я к нему вернусь. Столь замечательных мужей, как он, всерьез не бросают. Господи, почему все мужики идиоты?
— Ты не слишком обобщаешь? — улыбнулась Марина.
— Ну, знаешь ли… Просто, в отличие от тебя, не цепляюсь за иллюзии, а смотрю правде в лицо. Это куда безопаснее. Кстати, Маринка, я ведь достала тебе лекарства. Они в той комнате, в шкафу.
Марина, вскочив, бросилась в соседнюю комнату.
— Она больна? — испугался Алферов.
— Мама болеет. Марина — идеальная дочь.
— Не сомневаюсь. Марина вообще человек редкого благородства.
— Да, но хорошего я в этом не вижу, — резко возразила Майя. — Из-за этого чертова благородства она совершенно беззащитна перед жизнью. По виду не скажешь, но это так, и ей куда легче сделать больно, чем другим. Вот вам пример, Александр Владимирович. По молодости мы обе потеряли головы — вполне естественно для девчонок. Но я, посмотрев на Лешку вблизи, быстро признала свою ошибку, а Маринка пятнадцать лет хранила верность своему идиоту.
Майор вдруг разозлился.
— Не думаю, что Марина полюбила бы идиота, — холодно заметил он.
— Ну, не идиота, а гения — еще хуже. Да, он гениальный ученый, но это ничего не меняет. Такой же одноклеточный, как все мужчины. Будь она стервой, вертела бы им, как хотела. Но это так называемое благородство пятнадцать лет портило ей жизнь. Слава богу, сейчас все позади.
— Она его разлюбила?
Почему-то Алферову претила мысль, что Марина разлюбила человека, которому хранила верность пятнадцать лет. Однако и мысль о том, что она до сих пор его любит, тоже мало радовала.
— Он умер год назад.
В комнату влетела сияющая Марина, поцеловал Майю в щеку.
— Майка, я все аптеки обзвонила! Как тебе удалось? Сколько это стоит?
— Да иди ты! Еще я буду брать деньги за тети Лизины лекарства.
— Но…
— Будешь приставать, в следующий раз палец о палец не ударю.
— Тогда не буду приставать. Ну что, ничего интересного не вспомнила? — О чем? — удивилась Майя.
— О преступлениях.
— Ах, да. Короче, это не Снутко и не Вольский. И не Мишка Бальбух, разумеется. Эти трое не годятся.
— А кто годится?
— Вот Юрский сгодился бы, но он, к сожалению, вне подозрений. Зачем ему травить самого себя? Да и Игоря незачем.
— Вы так во всем уверены? — хмыкнул майор.
— Конечно. Я мужиков вижу насквозь. Впрочем… — Майя сняла очки и, расширив дивные глаза, пропела: — Я не знаю… я ведь такая наивная, а вы такой умный! Вы самый умный на свете!
Все трое дружно расхохотались.
На обратном пути Марина смущенно заметила:
— На Майку сегодня что-то нашло. А вообще, она удивительно хороший человек. Мы знакомы тридцать лет, и ни разу не было, чтобы она не поддержала меня в трудную минуту. Да, она способна… гмм… продемонстрировать свою власть над мужчинами, но… гмм… но плохого она при этом не хочет.
— Мужчин презирает, а на женщин плюет, — заявил Алферов, которому доставляло непонятное удовольствие вызывать собеседницу на возражения.
— Это не совсем так. Есть люди, которых она уважает, а пол тут не при чем. Кстати, раз Майка
